Большая книга ужасов – 90

С Китом мы разругались вдрызг. Он, когда увидел, сказал, что я помешался на своем дурацком куске глины, а я, понятно, что ему нельзя доверить даже такой дурацкий кусок. В конце концов, из-за него меня чуть не переехала машина. Об одном жалею, что не выдержал тогда и рассказал Киту обо всём. О кукле, о Контуженой, об аварии, конечно, и о том, почему она случилась. Не стал говорить только, откуда у меня кукла, я ведь Рыжему обещал. Кит, конечно, мне не поверил. «Это, – говорит, – эффект плацебо, только наоборот. Внушаем ты очень, вот и понавнушал себе ужасов».

После обеда ко мне в сушилку пришёл Егор и предложил помощь. Я догадался, кто его на это подбил и на что этим хотел намекнуть. Пошёл и врезал Киту хорошенечко. Мало, правда, Сашка вовремя нас разнял.

Вечером позвонила мать и радостно сообщила, что попала в больницу с каким-то отравлением, но бабушка с дедом уже привезли ей зарядку для телефона и всё, что нужно, так что мы можем не дёргаться, она сама к нам скоро приедет. Я спросил: «Что ж они нам-то не сказали, отец с ума сошёл!» – и услышал то, что всегда говорят в таких случаях: «Наверное, не хотели вас пугать». Бабушки иногда отжигают. Матери я сказал, что отец всё равно уже в городе, так что пусть лучше звонит ему. То-то ему было весело приехать в пустую квартиру! Про аварию говорить не стал, пусть лучше отец сам…

В общем, так и прошёл день. Я поссорился с Китом, склеил куклу, узнал, где пропадала мать. Отец позвонил позже, когда я уже перебрался в таунхаус. Убедился, что я в порядке и доехал, доложил, что сам добрался, и про мать, будто я не знаю… Не ругал, но, похоже, обиделся.

…В кухне я нашёл полбанки кофе, полпакета молока и коробку сахара. Налил себе кружку сырой воды и грыз сахар, размачивая. Это вкусно, если запивать. И успокаивает. Хотя я всё равно пугался этого хрупанья в ушах: мало ли что может случиться под шумок.

Вдоль забора деловито трусила кудлатая собака. Она остановилась прямо у меня под окнами, у навеса, куда на ночь выставляли мусорные баки, но, похоже, мусор её не интересовал. Собака села, уставившись прямо на меня, задрала башку и завыла. Никогда их прежде не боялся, но на эту спокойно смотреть не мог. Чего она? Говорят, собаки воют к покойнику…

Я задёрнул занавеску, не вставая с кресла, и плотнее прижал к себе Ваську. Ну да, как ещё называть глиняную фигурку, сделанную по твоему образу и подобию? Не то чтобы слепили очень похоже, но какая разница? Мне тогда уже начало казаться, что он живой, что у него есть характер. Неодушевлённый предмет не может так регулярно находить себе неприятности.

Под окном зажёгся фонарь. Свет его проник в кухню и попал на моё кресло. Я замер, как олень в лучах фар. Собака выла, как в страшных фильмах. Чёртова псина, шугануть её, что ли? Я открыл окно и стал шикать на собаку, но она была так увлечена своей песней, что не слышала меня. Что ж, сама напросилась. Радуясь, что хоть кто-то отвлекает меня от дурных мыслей, я не спеша выбрал литровую пивную кружку из хозяйской коллекции (этих кружек там была, наверное, сотня, на полках под самым потолком. Пришлось поставить на стол табуретку, чтобы достать), набрал водички похолоднее, открыл окно:

– Заткнись, кому говорят!

Водяной шлейф описал красивую дугу в воздухе и приземлился у собаки между передних лап. Псина захлопнула пасть и удивлённо понюхала лужу. Мне показалось, что она даже пожала плечами. Лакнув из лужи бесцветным языком, она опять задрала башку, готовясь завыть. Похоже, что на неё не попало ни капли. Но это мы поправим! Во мне проснулся снайперский азарт, я быстро наполнил следующую кружку, плеснул…

Что-то тяжёлое и пёстрое мелькнуло перед глазами и чуть было не улетело вслед за струёй воды. Я успел. Я сообразил в последний момент, высунулся по пояс из окна и схватил свой драгоценный свёрток. Выпущенная кружка мелькнула в луче фонаря, упала в темноту и шумно разбилась об асфальт. Собака вскочила на лапы и удивлённо отпрянула – наконец-то!

В доме тоже услышали. Кто-то хлопнул оконной рамой, кто-то крикнул: «Хулиганьё!» Самое время было закрыть окно и прикинуться ветошью да подумать, как теперь быть с разбитой хозяйской кружкой. А я стоял у открытого окна, освещённый фонарём, прижимал к себе Ваську и думал, что и в этот раз обошлось. Не уронил, не разбил, жить пока буду. Может, Кит прав: я и впрямь слетел с катушек?

Когда внизу хлопнула дверь подъезда (похоже, кто-то из соседей вышел посмотреть, в чём дело), я, наконец, очнулся. Закрыл окно, отодвинул подальше кресло, чтобы фонарь на меня не светил… Кит, небось, уже спит себе, а я сиди тут, бойся. Чего? Да всего! Уронить куклу, забыть куклу, оставить на ночь на подоконнике и поздно проснуться, когда её уже расплавит солнце. Ввязаться в драку с куклой в кармане, чтобы её на кусочки раздробило… Оказывается, на свете есть куча способов умереть. А Кит живёт и не знает. Говорит, что я помешался.