Большая книга заговоров–4

Прямо сказать об этом мне было трудно, и тогда я стала его всячески избегать. Вначале я находила какой-нибудь предлог для отмены наших свиданий, говоря, что болею или что буду очень занята, но он все равно приходил и от него невозможно было отвязаться без ссор и выяснения отношений.

Всякий раз он добивался от меня объяснений причин, из-за чего я его разлюбила, просил меня не бросать его и клялся, что все утрясется и что мы будем с ним очень счастливы.

В конце концов я стала чувствовать себя загнанной в клетку, из которой не видела никакого выхода. Чтобы отвязаться от него, я пошла на ложь. Я сказала ему, что беременна от другого парня, но он согласился взять меня в жены с ребенком и обещал, что будет любить его, как своего.

В тот момент я готова была его убить, потому что мне стало ясно, что я не смогу от него отделаться никогда.

Сейчас я жалею о своем поступке, но тогда я просто не соображала, что делаю. Я орала как ненормальная, говорила, что еще не встречала никого тупее, чем он, и что он для меня хуже всех, что я скорее наложу на себя руки, чем буду с ним встречаться.

Он ушел, и я видела, что он плакал. Он даже не зашнуровал кроссовки.

Два дня я его не видела и не слышала, и, несмотря на то что в моей душе было к нему чувство жалости и вины, я все же была рада, что хоть таким образом разорвала с ним отношения. А потом ко мне пришла его бабка. Я сразу почувствовала, что произошло что-то страшное. Она была вся в черном, и по ее лицу было видно, что она еле жива от горя.

Нет, она не кричала на меня, но в ее голосе была ко мне такая ненависть, что я не смогла ни возразить ей, ни оправдаться.

Из посмертного письма Саши им стало известно, что произошло между ним и мною. Он просил у своих родных прощения за то, что своей смертью приносит им столько горя, но писал, что жить он больше не может и не хочет. Его нашли повесившимся в кладовке.

После этого его мама попала в больницу с обширным инфарктом, и ее жизнь висит на волоске.

Напоследок его бабка сказала мне:

– Убить бы тебя, гадина, но это слишком для тебя легко. Погоди, и ты тоже поплачешь кровавыми слезами. Я тебя чертом обрюхатю, родишь бесенка и сама от него в петлю залезешь. И запомни: если ты даже уедешь на край света, то все равно от моей мести нигде не укроешься. Я знаю твое имя, фотокарточка у нас есть, и я клянусь на Сашином гробе, что сделаю все так, как я тебе сказала!

После ее ухода у меня была истерика.

Мне было жутко, что из-за меня умер человек и что его мать в этот момент находится между жизнью и смертью и не может присутствовать на похоронах своего сына. Но больше всего я плакала от страха. Мне тогда казалось, что все равно меня выловят и убьют в отместку за его смерть.

Когда пришла с работы мама, я ей все рассказала, и меня отправили в Ленинград к моей тете. Там я познакомилась со своим будущим мужем. Постепенно я стала забывать того, кто из-за меня лишил себя жизни. Потом я родила Юру, и, когда мне его впервые принесли кормить, я вдруг почему-то вспомнила угрозу Сашиной бабки.

Ничего особенного я в ребенке не заметила и поэтому перестала думать про ее угрозы.

Первый раз я забеспокоилась, когда сыну исполнилось два месяца. У него вылезло сразу четыре зуба, два внизу и два вверху. Детский врач мне сказала, что особых волнений не должно быть, так как бывает даже (правда, очень редко), что новорожденный появляется на свет уже с зубами.

Я не стала об этом думать, приписав своему ребенку неординарность, радуясь тому, что он не такой, как все, и, может быть, будет гениальным человеком.

Когда ему было около года, он стал всех кусать и царапаться. Делал он это резко и неожиданно и пугал тех, кто брал его на руки. Извернувшись, он вонзался зубами в щеку, руку или плечо. У моей мамы он вырвал серьгу из уха, разорвав ей мочку, и было непонятно, как в его маленькой ручонке хватило сил на это.

Я стала замечать за ним несвойственное таким маленьким детям поведение.

Ровно в год мы поехали в храм, чтобы его покрестить. Когда мы вошли в крестильню и стали ждать батюшку, сын стал быстро-быстро крутиться волчком на одном месте, не теряя равновесия. Все присутствующие в крестильне уставились на него, так как его вращение было каким-то неприятным, неестественным. Вошел батюшка, и мой сын остановился как вкопанный, и его даже не повело в сторону, как это бывает после вращения. Он оскалил зубы и стал кривляться.

Батюшка спросил:

– Как зовут этого мальчика?

И тут мой сын громко крикнул нецензурное слово из трех букв. Мало сказать, что мне стало неудобно, я просто оторопела, ведь в нашей семье никто и никогда не матерился. Батюшка вдруг упал и захрипел. Стоявшие рядом бабуси стали говорить: в ребенке сидит дух дьявола!

Покрестить его так и не удалось. Во-первых, он пришел в неудержимое буйство, во-вторых, батюшку увезли на «скорой помощи».

Дома сын уснул как убитый. На его лице выступили мелкие капли пота, как будто его кто-то облил водой. Я потрогала его, он не был горячим.