Большая Красная Кнопка

– У нас нет дома, – ответил я. – Слон – это не дом, это временное прибежище. Лучше ни к чему не привязываться, поверь мне, Егор. Дом – это где мы сейчас. Вот вечером мы заберемся в пустующую квартиру с гадким стариком, нарисованным на стене, и это станет нашим домом. Или шалаш из веток сложим – тоже дом. А потом в люке будем отсиживаться. Или закопаемся в мусор. В любой момент ты должен быть готов покинуть нагретое местечко.

Разговорился я что-то, раньше за мной такого не наблюдалось.

– Легко тебе говорить – ты сколько лет уже бродишь. Я привык к месту, привык в койке спать…

– Мы идем спасать мир, а ты про койку. Узко мыслишь, слоновьи. Когда мы мир спасем, у тебя этих коек сто тысяч будет. И всяких разновидностей, хочешь с музыкой, хочешь с вентилятором. А ты немного потерпеть не можешь.

Но Егор меня не слушал, предавался безудержному слонизму:

– Зимой в слоне здорово. Стенки толстые, ни одна погань не подсунется. Мы с папкой начали уже днище валенками утеплять, а потом думали даже паровое отопление наладить. Вообще хорошо стало бы. А если…

– Здесь везде плохо, – перебил я. – Везде. Это все – не наше. А надо, чтоб сделалось наше. Мы должны вернуть себе землю. За этим и идем. А когда это произойдет, то наш дом будет везде, сколько раз говорить можно…

– Да, будет… А вот на Варшавской…

Зря я ему рассказал. Распалил юный мозг грезами о лучшей доле.

– Там много людей, наверное… – сказал Егор с сожалением. Одиноко ему. Что понятно. Отец погиб, я ему не нравлюсь, Алисы он боится. А вырос он в спокойных условиях, в слоне… Тьфу ты, что же так слоном-то меня придавило, как Егор стал, в самом деле.

– На Варшавской не так хорошо, как тебе представляется, – сказал я. – Там люди сидят в бункерах, как крысы. У них не хватает сил освободить землю вокруг себя, что уж говорить… И они вымирают. С каждым годом их становится все меньше и меньше. Ты знаешь, что такое вымирание?

– Там тепло, вот что я знаю. И нет сумраков.

Егор поежился.

– Пока тепло, – поправил я. – Пока нет. Но скоро все изменится. Тьма, если ее не поджимать светом, всегда расползается. Победить на одном отдельно взятом участке нельзя, только везде. И только сразу, одним ударом.

– Везде…

– Да, везде. Вообще-то я не держу тебя, Егор, – сказал я.

Егор поглядел на меня непонимающе.

– Конечно, не держу. Если хочешь, ты можешь вернуться в слона, пережить эту зиму, и другую. Если получится, конечно. Но лучше тебе со мной пойти.

– Почему лучше?

Я перепрыгнул трещину в камнях. С трудом. Ноги стали как деревянные. Но идти все равно надо, с ногами потом разберемся. Егор тоже перепрыгнул.

– Много причин…

Я огляделся. Алису не видно. Но она здесь. Здесь, я чувствую. Она отыскала где-то красную кожаную куртку и теперь носит ее, в этой куртке Алису заметно издалека. Красное пятно.

– Во-первых, с нами Алиса, – сказал я. – Ты сам видел. Это, согласись, очень удобно – когда быстро выздоравливаешь.

– Я ее боюсь. У нее с головой не в порядке. Если она на самом деле такая, как о них говорят… Мне кажется, она может нас в любую минуту убить.

– Не бойся, – успокоил я. – Если бы ей хотелось, она бы тебя уже давно слопала, я ее знаю. Если на кого глаз положит – все, лучше тому повеситься. И ей совсем безразлично, где ты станешь прятаться, – отыщет. Лучше, чтобы она нашла тебя, когда я буду рядом. Согласен?

Егор промолчал.

– Во-вторых… Во-вторых, в одиночку всегда хуже. Человеку тяжело одному, в одиночку все с ума сходят. И опасно. Вот если бы меня не было, ты бы уже трупом давно валялся.

– Как это?

– Про затяг забыл? Про сумраков? Егорка, если бы не я, ты бы уже удобрением дымился. Так что можешь, конечно, возвращаться, не держу. Влипнешь, некому руку помощи подать будет.

Егор промолчал.

– А в-третьих, ты просто не можешь повернуть.

– Почему? – спросил Егор с опаской.

– Тут все понятно. Твой дед хотел пробраться к телецентру, твой прадед хотел этого, твой отец почти добрался, но вдруг умер. Ты обязан дойти ради их памяти.

– Ради чего?..

– Ради памяти. Если ты сейчас не дойдешь до телецентра, то получится, что они жили зря. А другого шанса не выпадет.

– Почему? Мы ведь можем туда летом сходить, зачем обязательно в мороз тащиться? Зачем сейчас? Летом теплее. Папка всегда летом ходил…

Они все хотели пробраться в телецентр. И деды, и прадеды, и все семейство Егора, отец всегда летом ходил. Но так и не дошел. Почему? Возможно, они тоже страдали слоновьей болезнью, чрезмерной привязанностью к месту обитания… Тут я вспомнил, что отец Егора спас мне жизнь и при этом погиб сам, оставив Егора сиротой. Получалось, что теперь на мне лежала забота о нем. Долг. Не пристало даже думать некрасиво о том, кто спас тебе жизнь, я размахнулся и с размаху влупил себе пощечину и тут же вторую и третью, непочтительность надо вышибать из глупых голов.

Мозг встряхнулся.

– Ты что?! – с испугом спросил Егор. – Зачем себя бьешь?!

– Так нужно.

– А… Двигаем дальше?

– Есть еще и в-четвертых, – сказал я.

– В-четвертых?

Я кивнул.

– В-четвертых.