Большая Красная Кнопка

Я чуть не рассмеялся – для того, чтобы завоевать уважение, мне пришлось отрезать пальцы. Как все просто. На самом деле просто, взял и отрубил еще один, под корень, чтобы наверняка. И тоже прижег.

Обмотал портянкой, сунул в разрезанный ботинок. Если повезет, то рана присохнет. Через пару дней смогу пробежаться. Но не быстро и не далеко.

– Теперь тебе надо отдохнуть, – заботливо сказал Егор.

– Отдохнем в гробу.

Я встал. Без пальцев было непривычно. В ноге ощущалась нехватка и еще некоторая неустойчивость.

– Надо подождать…

– В гробу подождем.

– Ага, в гробу… Ты хоть раз видел, чтобы кого-то в гробу хоронили?

Егор снова выглянул в окно вагона.

– Не уползло. Загустело, кажется, еще. Как выбираться будем?

– А ты в него плевал?

– Плевал… Не уползло.

– Ну, не знаю, что тогда делать. Давай пожрем.

– Можно по рельсу пройти. Там…

Егор махнул рукой.

– Там машины почти доверху доходят, по ним спустимся.

– Не сейчас.

Пальцы на ноге начали болеть. Все вместе и каждый в отдельности, в каждый обрубок вбили гвоздь и стали его раскалять.

– Сволочь! – Егор плюнул вниз. – Сволочь…

Затем он поглядел на меня, точнее, на мой правый ботинок.

– Извини, – сказал Егор. – Я думаю…

– А я думаю, надо все-таки пожрать.

– Да я сейчас, я сам думал…

Спинки прогорели, и Егору пришлось нарубить других. Кресла дымили и воняли, но на китайскую лапшу хватило. Она быстро разварилась, решили поесть по-человечески, не из пластиковых коробочек, а из котелка, мне сейчас требовалось чего-то человеческого, пусть хоть и китайского, горячего. Хотелось отвлечься от боли.

Егор потерял ложку, чтобы не есть руками, вырезал из желтой пластмассы грубую двузубую вилку, выуживал ею лапшу, поднимал высоко над лбом и отправлял в рот. Посматривая на засохшего мертвеца с неприязнью, мертвец явно портил ему аппетит. Мне не портил.

– Может, его это… – Егор кивнул вниз. – Отпустим? Чтобы не мучился?

– Нельзя, – ответил я. – Нельзя, он тут хозяин, не мы. Мы его скинем, а он обидится…

– Ты что? – Егор поглядел на меня с опаской.

– Будем звать его Акакием.

– Акакием… – протянул Егор. – Как скажешь. А то бы скинули, а пена стала бы его жрать, а мы в это время прорвались бы. А?

Неплохо придумано. Егор начинает понимать что-то в этой жизни, ничего, если время пройдет, мы его из слоновости вытащим, выправим. Но этот одноглазый мертвец мне чем-то нравился, чувствовалось, что он на самом деле хозяин.

– Глаз ему вставь, – велел я Егору.

Тот поглядел на меня уже с откровенным испугом, но спорить не стал, подышал на глаз, бережно протер и поместил в пустующую глазницу. Теперь порядок.

– Чай будем кипятить?

– А как же!

Егор начал рубить пластик для приготовления чая, я лег на сиденья. Немного трясло, от ноги распространялся озноб. Остался сахар и ириски, это надо было съесть.

Чай получился что надо, я не пожалел сахара, высыпал все, что осталось, пить переслащенный чай оказалось тяжело и не очень приятно, но я выпил сам и заставил Егора. И ирисками еще закусили, в лекарственных целях, поднять силы организма.

Слишком много еды, Егор почти сразу уснул, а я еще посидел, прислушиваясь к окружающей обстановке. Город был мертв и глух, лишь иногда вдали что-то печально рушилось, да луна, по-прежнему синяя и страшная, светила прямо в окна.

Перед тем, как отвалиться ко сну, я встал и сунул квадратик ириски в карман мертвеца, ночь прошла удивительно спокойно.

На следующее утро отправились искать. Архив. Аппаратуру. Следы. Ползун рассосался, под утро ударил заморозок, и голодная пена втянулась в норы, путь освободился.

Телецентр был огромен. Если издали он представлялся мрачным серым кубом, вблизи же напоминал гору. Самую настоящую, какую я только на картинке видел. Несильно квадратную, но квадратные горы наверняка тоже встречаются. А еще центр напоминал две коробки, видимо, когда-то так и задумывалось – плоская коробка, ну, пусть из-под сапог, а на ней еще одна, из-под глобуса. Очень похоже. И размеры, само собой, впечатляющие.

– Да… – протянул Егор.

В его голосе я почувствовал гордость за предков, которые работали в таком выдающемся месте. Наверное, это называется корни. Человек должен знать свои корни, чувствовать их, так он вернее стоит на земле. У меня корней не было. То есть я их не знал. Ладно.

И мы начали с подвала. Хотели, вернее, начать. В подвале должно всегда храниться самое ценное, особенно в таких зданиях. Сунулись в одном месте, сунулись в другом. Бесполезно. В подвалах стояла высокая вода, кое-где уже прихваченная льдом. Почти по грудь. Пробраться никак. А если и получится пробраться, то пользы от этого никакой – за столько лет вода просочилась уже везде, и даже если тут и хранились пленки, диски или иные носители информации, они давным-давно пришли бы в негодность.

Я как-то опять рассердился. Получалось, что весь этот поход, все эти высотные приключения, утерянные части тела, болезни, лишения и прочие неудобства – все это понапрасну. Я собирался уже…