Большая кража

Прежде всего, Бенджи был членом семьи – не моей семьи, конечно. Нет, Бенджи принадлежал к семье Эберхардт, и это имело большое значение. Отец Бенджи женился на Присцилле Барклай, сестре Эрика Эберхардта-старшего. Так что Бенджи был кузеном. Не по прямой линии, но родство было достаточно близким, и он получил порядочный куш денег старого Людвига из трастового фонда. Как многие люди с трастовыми фондами, Бенджи не утруждался, предоставляя деньгам делать работу. У него не было особых амбиций, драйва, подлинных интересов, за исключением созерцания картин и желания поймать кайф.

Будучи Эберхардтом, он мог себе это позволить и прекрасно жил. По сути, до сих пор его жизнь была сплошным пикником. В Андовере он был заядлым тусовщиком. Деньги и семья помогли ему в получении диплома и поступлении в Йель, где за первые два курса он поднялся еще на ступеньку выше. Он довел буйные вечеринки почти до летального уровня. Похоже было, Бенджи – один из тех парней, кто рано сгорает и к сорока годам сводит счеты с жизнью. Но Бенджи повезло.

Говорят, разные люди просыпаются в разные периоды своей жизни. Из своего опыта я скажу, что это справедливо лишь отчасти – большинство людей не просыпаются никогда. Для тех же, кто просыпается, всегда существует нечто вроде пускового момента, когда их колыбель начинает сильно раскачиваться, и люди распахивают глаза. Оглядываясь по сторонам, они думают: «Черт, я ведь жив!» И после этого все меняется.

Но такое бывает не со всеми. Большинство людей проводят жизнь как бы во сне, не осознавая, что у них билет в один конец и другого шанса не будет. Не успеваешь ничего понять, а путь уже окончен, и за душой ни гроша. Ты уходишь в небытие, не зная, жил ли ты вообще.

Таким был Бенджи. Он беспробудно спал, стоя обеими ногами на тропе непроходящего бессознательного состояния. Иногда в буквальном смысле, поскольку Бенджи баловался выпивкой и травкой в количествах, которые мог вынести лишь тусовщик из трастового фонда. Вероятнее всего, ему светило закончить жизнь как зомби средних лет. Если он столько проживет.

Но потом наступил весенний семестр его второго курса. Он едва не вылетел из университета, завалив два экзамена, но в тот момент занялся обзорным курсом современного искусства.

Произошло чудо.

Сидя в темном лекционном зале во время своего, возможно, последнего семестра в Йеле – разумеется, под кайфом – и рассматривая слайды, Бенджи проснулся.

На экране возникла картина. Бенджи не поднимал глаза, пока лектор не пробубнил название полотна. «Великий мастурбатор» Сальвадора Дали. Услышав название, Бенджи захихикал, посмотрел на экран и оцепенел с отвисшей челюстью. Я знаю, что Дали – сюрреалист. Обычно для большинства людей его картины почти ничего не значат. Но на Бенджи словно нашло озарение. Что-то в этом полотне сказало Бенджи больше, чем что-либо другое. Он рассматривал слайд, и вдруг все встало на свои места. Бенджи проснулся.

Он купил репродукцию «Великого мастурбатора» и часами глазел на нее. Это было даже лучше нескольких затяжек травкой. Картина Дали привела его к другим вещам, как ни странно, оказавшимся столь же захватывающими. Бенджи подсел на современное искусство.

Если бы новое осознание Бенджи перевернуло всю его жизнь, то можно было бы счесть это сладкой историей, сказкой. Но он действительно завязал с выпивкой и тусовками, и у него поднялась успеваемость. В результате он окончил Йель, поступил в магистратуру и получил степень магистра искусств. Закончив обучение, он стал подходящей кандидатурой для непыльной работенки в семейном музее.

Теперь, в свои тридцать с небольшим, Бенджи дошел до благородной должности куратора. Он отвечал за обслуживание коллекции, новые приобретения и специальные мероприятия. Разумеется, основной объем работы выполнял его ассистент. Бенджи в душе оставался ленивым тусовщиком без амбиций. И он по-прежнему любил травку, особенно «Уайт райно». За день он пару раз поднимался на крышу музея, чтобы курнуть.

Там я и нашел его. На крыше, где он ловил кайф. И вот как я избавился от него.

Я знал, в какое время он поднимется наверх. Это было легко: как только пройдет кайф после последнего подъема на крышу. И я знал еще кое-что другое. Перед тем как подняться, он выключал всю охранную сигнализацию на крыше: камеры, датчики, сигнальные звонки. Что вполне естественно. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, чем он занимается. Но для музея это был секрет полишинеля. Мистер Куратор Бенджамин Драйден был наркоманом, настоящим классическим торчком, и он поднимался на крышу, чтобы словить кайф.

Итак, я знал, что застану его там. Даже при выключенной охранной сигнализации задача была не из легких. Но это хорошо. Как говорил раньше, я не люблю, когда все легко. Поэтому, взобравшись на крышу и увидев Бенджи, я понял, что мне надо постараться. От этого я почувствовал себя намного лучше.

Он сидел в центре крыши, прислонившись спиной к опоре. В одной руке он держал пухлый косячок, в другой – фляжку золотистого цвета и выглядел размякшим и довольным.