Большая литература

А сбокуторчащие неровносформированные образования числом два, мембранноулавливающие воздушноколеблющиеся состояния внеголовного окружения и трансоформирующетранспортирующие их в вовнутреннеподкожноподкостную наполненность «Головы», носящей название «Мозг» (Словарь русского языка. 2-й том. Стр. 287) с внедренческоинформативной целью о вербальнонаполненном внешнедействительном окружении моего кожекостногоограниченного организма, терминологическиобозначаемого как «Тело».

На даннотекущий момент я лежу на трехметроотстоящей от земнокорной поверхности глубине эллипсоформного планетноготипаобразованияподназванием «Земля» взастывшемцементеназастывшемфундаментеокружнойжелезнойдорогиокруженныйбезметафорной темнотойврайонеЧеркизова.

Естественно, я ничего не помню. Кроме одного обстоятельства.

Помню, что, когда в детской песочнице мы разлили с двумя незнакомыми мне гражданами одной шестой части суши под аббревиатурой РФ спиртсодержащий напиток, памятносохраняющийнетузсвятеетовариществаниколаявасильвичагоголяподназваниемХортица, меня без всякого заслуживающеговниманияповодаударилипустойбутылкойввисок.

Ведь я всего-навсего предложил выпить за здоровье присутствующих.

Когда я на почте…

Когда я на почте служил ямщиком, а было это в конце 47 года двадцатого столетия по Рождеству Христову и по ХХХ годовщине Великой Октябрьской революции, то в краях наших тундровых лошадей отродясь не водилось, а олешков и собачек местный остяцкий люд поел по причине голода, а почту возить надо, потому что кому письмо от родичей с Аляски, кому Вестник АН «Квантовая механика на марше», кому – повестку в НКВД на расстрел, кому – секретные отправления, то почту я возил на песцах. И это представляло некоторые трудности в работе почтальона. Потому что мех. И мясо. Конечно, не олешек и собачка, но мясо. Еда какая-никакая. А остяцкий человек неприхотлив. Он при случае и белого медведя голыми руками может съесть, а уж песец на фоне полярной зимы проходит как деликатес. Чем-то напоминает мясо хорошо просоленного политкаторжанина. Их еще до Великой Отечественной войны подъели. Сразу после раскулаченных. Которых по разнарядке свозили в район. Как когда-то по продразверстке.

Так вот, на песцов моих, в нарты запряженных, постоянно посягали в смысле еды и в смысле на шапки местным остяцким дамам партийной верхушки. Так что эти песцы как раз и были одновременно и тягловой силой, и почтовыми отправлениями. В том числе, и секретным.

И я за них отвечал головой. К которой давно присматривался предрайисполкома, потому что любил в смысле закуски к спиртсодержащей продукции употреблять слегка подкопченные щеки. А я в те года был довольно объемистым в районе щек и не хотел их в смысле закуски, хотя предрайисполкома в наших краях почти что Председатель Рабкоопа, но я очень любил свои щеки, потому что без них я был бы неполным.

И вот я вез песцов на песцах.

Ну и кой-какое секретное отправление.

И вез все это дело и на нем в город Воркута к Новому году как подарок остяцкого народа тов. Устюгову П.Н. – нашему окружному партийному начальнику. Мясо ему. А шкуры – бабе его. Точнее, бабам. Не по части разврата, а в смысле по партийной линии. Ну и комсомольской тоже. И профсоюзной. Потому как комсомол – помощник партии, а профсоюзы – школа коммунизма.

И вот в середине пути появились волки. Позорные. Песцы от страха понесли. А отстреливаться мне было нечем. Патроны у нас кончились. Так что я гнал и гнал своих песцов. Волки (позорные) постепенно отставали. А одного, особо позорного, я прикончил табельным наганом. В смысле, рукояткой промеж глаз.

И в этом деле секретное отправление свалилось с нарт.

Что тут поделаешь…

А когда я прибыл в город Воркута, то из песцов остался один. Остальных я съел, чтобы хоть какое-то почтовое отправление в смысле этого, последнего, песца доставить по месту назначения. В смысле – партийных баб. Но так как песец был одиночным, то мясо его и съел сам партийный начальник тов. Устюгов П.Н.

А бабы его остались без песцовых шкур. Кроме одной. Законной.

И бабы вследствие этого отказали тов. Устюгову П.Н., в смысле, по партийной линии. Ну и комсомольской тоже. И профсоюзной. Как в комедии тов. Аристофана «Лисистрата». Кроме одной. Законной.

К которой в последние годы тов. Устюгов, в смысле партийной, комсомольской и профсоюзной линии, ничего не имел. В смысле, блядь старая.

И меня приговорили к расстрелу. За антипартийную деятельность. Против тов. Устюгова П.Н. и его баб. По всем линиям.

И растрату казенных песцов в крупных размерах в личных целях.

И утерю табельного нагана. В промеж глаз волка (особо позорного).

И пропажу секретного отправления.

Но не расстреляли. Потому что нечем. В смысле патронов. Старые, как я уже говорил, кончились, а новые как раз и содержались в секретном отправлении. В смысле – пропажи.

Вона, как оно бывает.

Так что я остался нерасстрелянным.

Зато в тундре почему-то исчезли волки. Позорные.

Я люблю смотреть на часы