Большая охота на акул

Но после третьего повтора меня охватила странная нервозность, и я решил как можно скорей убраться из города. Кино закончилось – или закончится через два-три часа. Никсону полагалось уехать в 10:00, и около полудня принесет присягу Форд. Мне хотелось быть у Белого дома, когда Никсон отчалит. Это станет концовкой моего кино.

Когда я уходил, дождь все еще шел и бассейн был по-прежнему пуст. Убрав телик назад в сумку, я перелез через заграждение у будки спасателей. Потом остановился и оглянулся, зная, что никогда больше сюда не вернусь, а если вернусь, то буду уже не тот. Бассейн останется прежним, и найти ящик «Басе эля» и телик на батарейках будет нетрудно. Я мог бы даже приходить сюда дождливым летним утром и смотреть утренние новости…

Но такого утра больше не будет, потому что главный ингредиент этой смеси исчезнет из Вашингтона; и даже те, кто испытывал большое к нему пристрастие, заядлые поборники Никсона, понимали, что он чертовски долго, возможно никогда больше, тут не появится.

Никто не говорит про тот или иной эрзац или подобие Никсона. Форма исчезла сразу же после того, как отлили этого ублюдка… хотя ни у кого не было сомнений, кто именно ее украл, и доказательств тоже не было ни у кого.

Нет, даже у бассейна, с травой, элем и портативным теликом, утренние новости будут уже не те без пялящейся на нас с экрана мерзкой рожи Никсона. Война окончена, и он проиграл. Ушел, но не забыт, пропал, но не оплакан, такого, как он, мы еще не скоро увидим. Он был бесчестным на все сто, правды в нем не было ни на грош, и если подыскивать, с каким бы животным его сравнить, подойдет только гиена.

* * *

Доехав на такси до Белого дома, я протолкался через угрюмую толпу на тротуаре к окну караульной. Коп внутри посмотрел на мою карточку, поднял глаза, пригвоздив меня всего на мгновение усталым барбитуратным взглядом, потом кивнул и нажал на кнопку, открывающую ворота. В пресс-центре западного крыла было пусто, поэтому я вышел в Розарий, где посреди лужайки, футах в ста от лестницы, стоял большой вертолет цвета хаки. Дождь перестал, и на мокрую траву положили от двери Белого дома до вертолета красную дорожку. Проскользнув через толпу фотографов, я оглянулся на Белый дом, где Никсон в последний раз обращался с речью к шокированному персоналу. Я очень внимательно осмотрел вертолет и уже собирался забраться внутрь, как услышал громкие шаги за спиной. Повернувшись, я увидел, что ко мне как раз направляются Ричард и Пат, за ними их дочери, потом Джерри Форд и Бетти. Лица у них были мрачные, и шли они очень медленно. На лице Никсона была стеклянная улыбка, он не смотрел ни на кого вокруг и шел, как деревянный индеец на торазине.

Лицо у него было, как сальная деревянная маска. Освободив проход, я, здороваясь, кивнул, но он как будто меня не узнал. Закурив, я смотрел, как он поднимается в вертолет. Потом он вдруг круто повернулся и выбросил вверх руки жестом победы; глаза у него были все еще стеклянные, но теперь он словно смотрел поверх голов на Белый дом.

Все молчали. Когда Никсон поднял руки, налетел рой фотографов, но тело его поворачивалось слишком быстро, и я увидел, как он потерял равновесие. Гримаса у него на лице обвисла. Отлетев от дверцы, он едва не упал в кабину. Пат и Зиглер уже были внутри, Эд Кокс и Триша вошли быстро и не оглядываясь, морпех в парадной форме закрыл дверцу и отпрыгнул, когда лопасти винта завертелись и рев мотора перешел в тупой вой.

Я стоял так близко, что от шума заболели уши. Отдельных лопастей уже не было видно, ветер от них становился все сильнее, я чувствовал, как он вдавливает мне глазные яблоки в глазницы. На мгновение мне показалось, что я вижу прижавшееся к оконному стеклу лицо Ричарда Никсона. Он улыбался? И Никсон ли это? Я не мог сказать наверняка. Да и разницы не было никакой.

Я смотрел на шасси. Когда машина начала подниматься, шины стали вдруг совсем плоскими: никакой вес на них больше не приходился. Поднявшись вертикально, вертолет повисел с минуту и повернул к мемориалу Джорджа Вашингтона, а затем скрылся в тумане. Ричард Никсон исчез.

* * *

Конец наступил так быстро и неожиданно, что возникло ощущение, будто от приглушенного взрыва в. Белом доме поднялось атомное облако, возвестившее, что мешок с дерьмом передан тем, кому придется изображать новое поколение. Основной реакцией на уход Никсона (особенно среди журналистов, проведших на Бдении более двух лет) был безумный и безмолвный оргазм давно ожидаемого облегчения, который почти сразу же вылился в тупую, посткоитальную депрессию – в ней мы до сих пор и пребываем.

Уже через несколько часов после отъезда Никсона, каждый бар в Вашингтоне, куда обычно захаживали репортеры, превратился в клоаку уныния. Через несколько часов после того, как Джерри Форд принес присягу, я нашел бывшего составителя речей Кеннеди Дика Гудвина в баре неподалеку от офиса Rolling Stone, через улицу от Белого дома. Он в одиночестве сгорбился в кабинке, тупо уставясь в стакан с видом человека, которому злобный сборщик налогов только что вырвал зубы.