Большая охота на акул (The Great Shark Hunt)

«Бах!» Это сделало свое. Они были в ужасе.

– Зачем так гонять? – спросил подполковник Тед Стермтол, который только что со скоростью звука носился над страной на огромном ХВ-79.

Подполковник Дин Годвин, который наряду со Стермтолом считается одним из лучших испытателей военно-воздушных сил, уставился на меня «так, словно я достал из кармана часы с вьетконговским брелоком.

Мы сидели в серо-пластмассовом офисе у стоянки самолетов. Снаружи на холодной и серой взлетной полосе стоял самолет под кодовым наименованием SR-71, способный развить скорость до двух тысяч миль в час – около трех тысяч ста футов в секунду – в разреженном воздухе у границы земной атмосферы, на высоте почти двадцать миль. С появлением SR-71 U-2 уже устарел. Мощность двух моторов SR-71 равна мощности 45 дизельных локомотивов, и летает он на высотах, чуть меньших полетов в космос. И Стермол, и Годвин, ни на минуту не задумываясь, поднялись бы в его кабину и загнали бы его так высоко, как он только потянет.

Военно-воздушные силы двадцать лет старались прикончить имидж испытателя-экстремала, мол, «опусти нос к земле и посмотрим, упадет ли», и наконец преуспели. Испытатель модели 69-го года – сверхосторожный, сверхподготовленный, сверхумный памятник Компьютерной эре. На бумаге он – образцовый экземпляр и настолько уверен в своем превосходстве надо всеми прочими, что, проведя какое-то время в обществе испытателей, невольно спрашиваешь себя, не лучше для всех было бы, если завтра утром перенести Белый дом на скучную пустошь под названием база ВВС Эдвардс. Посещение базы убедило меня, что испытатели ВВС видят в остальном человечестве (и возможно, правомерно) либо физическую, либо умственную, либо нравственную выбраковку.

С базы я уехал с ощущением, что побывал на компьютерной версии Олимпа. Почему же я вообще покинул этот совершенный мир? Ведь когда-то я служил в ВВС, которые тогда показались мне неловкой попыткой массовой лоботомии посредством правил вместо скальпелей. Сейчас, десять лет спустя, ВВС все еще наживаются на романтическом мифе о пилотах, который специалисты по кадрам давно уже уничтожили.

В старые добрые времена, когда мужчины были Мужчинами и сила была Правом, а отстающих забирал дьявол, мирные трассы через пустыню в Долине Антилоп служили скоростными треками для пилотов в увольнительной на мотоциклах. Медленно движущихся путников часто сносили с дороги варвары в кожаных куртках и белых шарфах, живые торпеды о двух колесах, которым плевать на ограничения скорости и собственную безопасность. В ту старую эпоху мотоциклы были очень популярными у летчиков игрушками, и многих возмущенных граждан по ночам поднимал с постели ужасающий рев четырехцилиндрового «индейца» под окном дочери. Имидж летчика-сорвиголовы сохранился в песнях, анекдотах и фильмах, вроде ставших классикой жанра «Ангелов ада» Говарда Хьюза.

До Второй мировой войны летчиков считали обреченными полумифическими героями, вызывавшими восхищение готовностью рисковать, но и не «в себе» по обычным меркам. Пока остальные ездили в поездах или тряслись по земле в «фордах», пилоты гоняли по стране со зрелищными авиашоу, ослепляя деревенщин на миллионах ярмарок. Когда их трюки не удавались, они падали – и часто погибали. Уцелевшие не унимались, обращаясь со смертью как с нелюбезным и недалеким кредитором-приставалой и, чтобы прогнать холодок, чокались за собственную легенду графинами джина на сумасбродных вечеринках. «Жить быстро, умереть молодым и красиво лежать в гробу». Такой девиз вызывал много смеха на балах дебютанток, но в кругах авиаторов не казался смешным – слишком близок он был к реальности.

Особенно это касалось испытателей, чьей работой было устанавливать, какие самолеты полетят, а какие станут смертельной ловушкой. Если другие идут на идиотский риск, то пусть хотя бы в проверенных самолетах. А испытатели время от времени проводят последнюю проверку продуктам теорий инженеров. Ни одна «экспериментальная» машина небезопасна. Одни работают как часы, у других – фатальные изъяны. Пустыня Мохаве испещрена шрамами таких провалов. Видны только свежие: старые присыпаны песком и заросли мескитом.

Каждые похороны означают новые пожертвования от друзей и родственников в «оконный фонд». «Мемориальное окно летчиков-испытателей» в часовне – многоцветный мозаичный витраж во всю стену, оплаченный из денег, которые иначе пошли бы на недолговечные цветы. Первоначально предполагалось, что будет только одно окно, но с каждым годом пожертвований неизменно становилось все больше, а потому обычных, прозрачных стекол осталось немного. Все остальные были заменены витражными памятниками тем ста, чьи имена значатся на доске в вестибюле часовни.

Каждый год добавляется в среднем два-три имени, но бывают годы хуже других. В 1963 и 1964 годах жертв при испытаниях не было. А потом в 1965-м – целых восемь. В 1966-м число упало до четырех, но две аварии случились в один и тот же день, 8 июня, когда в воздухе столкнулись истребитель с одним пилотом и один из двух построенных бомбардировщиков ХВ-70.