Было время, вскоре после обращения в веру черных мусульман в середине шестидесятых, когда Али, казалось, вот-вот превратится в рупор того, что мусульмане тогда возвели в искусство расовой паранойи. Пусть кто-то считал, мол, это чересчур, мол, это излишняя наивность, но Белый Дьявол поспешил оправдать их страхи.
Да. Но это очень долгая история, и к ней мы еще вернемся. Сейчас нам важно понять, что из одного из самых подлых и постыдных испытаний, какие выпадали когда-либо на долю любого видного американца, Мухаммед Али вышел истинным мучеником той треклятой, жалкой войны во Вьетнаме, тут же превратившись в своего рода фольклорного героя во всем мире, кроме самих США.
Это случится позднее…
* * *
Катастрофа из-за Спинкса в Вегасе явилась ужасным шоком для Семьи. Она знала, что однажды это случится, декорации уже были подготовлены, документы в преддверии этого «однажды» подписаны – шестнадцатимиллионная кубышка и умопомрачительно дорогостоящий телеспектакль с заклятым врагом Али Кеном Нортоном в роли страшилы, и последний чертовский день выплат для всех. В глубине души они были готовы ко всему – только не к дешевой торпеде, которая подорвала их корабль в Вегасе без надежды на прибыль. За один час той судьбоносной среды в Лас-Вегасе Леон Спинке подорвал саму «индустрию Мухаммеда Али», которая за пятнадцать лет принесла пятьдесят шесть миллионов Семье и, как минимум, в два или три раза больше тем, кто поддерживал ее на плаву. (Чтобы сравниться с этой цифрой, Биллу Уолтону понадобилась бы сто двенадцать лет пахать на годовом гонораре пятьсот тысяч долларов от НБА.)
«Знаю, ситуация тревожная. Я сказал ему, чтобы перестал валять дурака. Он сдавал слишком много раундов. Но я услышал решение и подумал: „Ну и что ты будешь делать? Вот оно. Ты давно готовился к этому дню. Настраивался. С Али я был молод, а теперь я чувствую себя Али старым“».
Анжело Данди, тренер Али
Данди был не единственным, кто чувствовал себя старым Мухаммедом Али холодным вечером той среды в Лас-Вегасе.
На середине пятнадцатого раунда целое поколение перевалило эту грань, когда последний Великий Принц шестидесятых рухнул в шквале боли, шока и гневного недоумения столь полных, что, когда наконец все закончилось, никто не знал, ни что сказать, ни даже как к этому относиться. Последний удар пришелся как раз под финальный колокол, когда «Сумасшедший Леон» врезал Али свирепым правым сверху, который едва не положил Чемпа на месте и не покончил с последним проблеском надежды на коронный «чудесный конец», который, как знал Анжело Данди, был единственным шансом его бойца. Когда Мухаммед, пошатываясь, вернулся в свой угол футах в шести от моего, дело определенно уже было сделано.
Победа по очкам разочаровывала. Леон Спинке, драчун двадцати четырех лет из Сент-Луиса, у которого за спиной было всего семь профессиональных боев, стал вдруг мировым чемпионом по боксу в тяжелом весе. И рев его болельщиков яснее ясного говорил: наглый ниггер из Луисвилля наконец получил по заслугам. Пятнадцать лет он насмехался надо всем, что им было дорого: сменил имя, пошел в армию, побил лучших, кого они могли выставить. Но теперь, хвала Всевышнему, и он покатился вниз.
Шесть президентов жили в Белом доме в эпоху Мухаммеда Али. Дуайт Эйзенхауэр еще гонял шары для гольфа по Овальному кабинету, когда Кассиус Клей-младший завоевал для США золотую медаль в легком весе на Олимпиаде 1960 года, потом стал профессионалом и 29 октября того же года выиграл первый профессиональный бой против рядового гастролирующего тяжеловеса по имени Танни Хансейкер в Луисвилле.
Менее чем через четыре года и почти три месяца, день в день после того, как Джон Фитцджеральд Кеннеди был убит в Далласе, Кассиус Клей – тогда «Луисвилльский Наглец» – нажил себе врага в лице каждого «эксперта по боксу» в западном полушарии, побив мирового чемпиона в тяжелом весе Сонни Листона, самого подлого из всех, так сильно, что на седьмом раунде Листон отказался выходить из своего угла.
Это было четырнадцать лет назад. Господи! Кажется, что четырнадцать месяцев.
Почему?
Повреждение мозга.
Истинная история: меморандум с фигой в кармане, написанный Раулем Дьюком, спортивным редактором
Эта история порядком вязкая, и, кажется, я знаю почему. Доктор Томпсон слишком долго над ней сидел, так сказать в чреве зверя, и совершенно утратил чувство реальности и юмора. Там, откуда я родом, это называют «помешательством».