Большая Ордынка

До темноты сидели у моря, было очень тепло. Он вспомнил Магадан, где прошла его юность. Вдруг рассказал историю, как загнанный волками олень, опасаясь, забрел в море. И как они появились на берегу с ружьями. Олень увидел людей, почувствовал защиту, вышел из воды, пошел навстречу… Один пьяный мерзавец из их компании всадил в оленя пулю. Все сразу протрезвели.

— Вот так впервые столкнулся я с тупой, бессмысленной жестокостью.

Он говорил спокойно, как о давно прошедшем, перед ней вставало холодное стальное море, тундра, мертвые глаза доверчивого зверя, — он — совсем юный, с негодованием, презрением, с той чистотой, которая была в нем и которую она чувствовала сейчас.

Из дома отдыха доносилась музыка. Они встали и пошли. Смотрели танцы на открытой площадке.

— Потанцуем? — сказала она.

Он обнял ее и повел. И чувство ритма, танца, свободы, счастья охватили ее. Давно она не танцевала. Хорошо быть свободной!

Вернулись домой. Хозяйка опять была на дежурстве. Не хотелось зажигать свет. Улеглись в темноте. Переговаривались о чем-то. Опять молчали. Не спалось. Не спалось.

Она сбросила с себя одеяло, осталась под простыней.

«Смеет ли она позволить себе свободу? — думала она. — Для себя — да. Да него — нет».

Их кровати разделял только один шаг. Он лежал не шевелясь.

«Смеет ли он позволить себе этот первый шаг? — думал он. — Для того чтобы потерять — да. Для того чтобы сохранить — нет».

— Закурите, — вдруг сказала она. — Закурите же! — приказала она, будто не ему, а себе.

Дождь зашуршал по листве. И сразу как будто обрушился на сад, застучал по ступеням терраски, забрызгал в окно. Дождь.

И вдруг стало так ясно, так понятно, что дождь должен был пойти, что собирался целый вечер, что его ждало все: деревья, грядки, серая потрескавшаяся земля. Сразу стало легко.

Утром, когда, проснувшись, она еще лежала в постели, он принес ей пригоршню уже совсем красных, влажных, тугих и прохладных черешен.

— Чудо! — обрадовалась она. — Вы уже пробовали? Нет? Так загадайте желание!

— Оно исполнилось, — ответил он.

К вечеру вернулись в Краснодар. Он должен был еще задержаться на несколько дней, а она улетела в Москву.

К аэропорту их вез тот же шофер, многозначительно поглядывая на обоих.

На прощанье она спросила:

— Вам не скучно было со мной?

Дорогая, думал он, дорогая. Был отдых, был праздник, была чистота.

Первый маршрут

Земля золотого граната,

опять я коснулся тебя…

Владимир Луговской

Наш первый маршрут был уже намечен. Опять мы в Западной Туркмении, опять в Небит-Даге. Володя, начальник нашей партии, — геолог, я — химик, Зиновия Ивановна — микробиолог. Наши работы тесно связаны, как и наши науки. Мы заняты одной проблемой — поиском месторождений полезных ископаемых. И разрабатываем новый метод.

Первые дни погибали от жары. Задул афганец, понес тучи раскаленного песка.

На Аллочку жалко было смотреть. В голубом платье в горох, с открытыми плечами, худенькими бледными руками, она была похожа на цветок — парниковый, слабенький, хрупкий, вот-вот переломится в талии, но в работе не отставала от других. Когда пришла из Москвы машина с оборудованием, Аллочка вместе с мужчинами разгружала ее, таскала вьючные ящики. А когда разместились в лаборатории, она — новый коллектор — целые дни в солоноватой воде мыла бутылки для будущих проб.

Мы отправились в горы Копет-Дага.

Сборы закончились, — кажется, ничего не забыли. Забрались в кузов «ГАЗ-63». Зиновия Ивановна, как старшая по возрасту, пользуется обычной своей привилегией — усаживается в кабину с Виктором.

Виктор — новый шофер. Зиновия Ивановна посматривает на него не слишком одобрительно.

Наконец тронулись в путь. Надо спешить, чтобы засветло добраться до селения. Едем быстро. Ветер дует будто из настежь распахнутых печей.

Вот и селение Даната. Надо запастись пресной водой на дорогу. Подъезжаем к роднику, отвязываем бочку, наполняем водой, умываемся, пьем.

Детвора повысыпала, обступила машину. Застенчивые женщины выглядывают из кибиток, живописные, в национальных костюмах. Фотографируем. Молодой парень подбегает к нам, тащит за собой малыша.

— Сфотографируйте, — говорит, — мой брат!

Карапуз совсем еще крохотный.

— Пожалуйста, сфотографируйте. Вот он у нас какой! — показывает нам ручонки карапуза. У малыша на каждой ручке по шесть пальчиков. Брат улыбается гордо: — Будет счастливым! А я нет.

— Вы тоже будете счастливым, — говорит Аллочка, — я вас вдвоем сфотографирую. Становитесь как следует.

— Меня не надо, я нет.

Но Аллочка уже щелкнула. Мальчишки тормошат малыша, смеются. И Аллочка смеется. В коротких брючках, сама похожа на мальчишку — тоненькая, маленькая.

Брат мальчика зовет нас к себе.

— Чал, чал, угощаю, — говорит он.

С чалом мы уже знакомы. Это кислое верблюжье молоко. Ничто так не освежает в жару.

— Возьми посуду, всем налью, — обращается он к Аллочке. Но Аллочка не решается идти.

— Иди, иди, не стесняйся. — Виктор достает большую кастрюлю и сует ее Аллочке. — Дают — бери.