В наших маршрутах костров мы не разводим, поди разведи в песках, обходимся паяльной лампой. Чтобы она не взорвалась, выкапываем маленький окопчик, ставим ее туда. Это изобретение Виктора и по удобству не сравнится ни с одним костром.
Вот и чайник вскипел. Сели ужинать. Я раскладываю жаркое по мискам.
Зиновия Ивановна с аппетитом съедает порцию, просит добавки.
— А не могли ли нам на базаре вместо баранины всучить верблюда? — невинным тоном спрашивает Виктор.
— Ну что вы! Неужели вы не отличите по вкусу баранину?
— Никогда верблюд не будет таким мягким, — заявляет Володя.
— И таким вкусным. Зиновия Ивановна, подложить вам еще? — спрашиваю я.
— А все же сомнительно, — говорит Виктор, — что, если очень молодой верблюд?
Аллочка молчит.
— Вы что? Меня разыгрывать решили? Накормили верблюжатиной и издеваетесь? Ну так вот. Если это был верблюд, то я согласна есть его и впредь. Вкусно. Успокоились? — отрезала Зиновия Ивановна.
Утром опять прогон. Приближаемся к Копет-Дагу. Кругом горы. Но не обычные, много раз виденные. Здесь они ни на что не похожи. Может быть, только на горы, которые могут присниться. Странного, неземного рисунка, словно пейзаж луны. На них нет растительности, но они то голубые, то розовые, то зеленые. Некоторые точно абстрактные скульптуры, высечены из камня продуманно, разумно, геометрично. Другие, наоборот, как животные юрского периода, окаменевшие чудища, ихтиозавры. Смотришь, и кажется — вот шевельнется и двинется на тебя зловещая живая каменная глыба. Все это древнейшие моря — известняки.
То вверх, то вниз вьется лента шоссе. Дорога хорошая, ветерок, прохлада. Появляются растения. На склонах гор все больше и больше деревьев.
Впереди зеленой чашей раскинулась Кара-Кала. Белые домики, укрытые зеленью сады… Это скорее маленький поселок, чем город. Ветер из ущелья полощет алый флаг. Осел тянет арбу, нагруженную золотыми дынями, туркменка идет с корзиной на плече — полыхают помидоры.
— Непостижимо! — говорит Аллочка. — Вся эта красота свалилась мне на плечи. Чувствую себя пришибленной.
Володя следит за дорогой. Но нет-нет да и взглянет на Аллочку. Ему нравится ее удивление, восторг. Первый маршрут не шутка в жизни геолога. Он пережил его сам… Необходимо удивляться, ведь с удивлением приходит любовь. И он раскрывает перед Аллочкой новый для нее и даже для себя край, как свою вотчину, с гордостью и торжеством.
— Смотри, — говорит он, — мы едем долиной Сумбара. Это уже субтропики.
«Сумбар, река голубая, он помнит ли про меня?» — вспоминаю я стихи Луговского.
Ветер шелестит камышом, и он клонится и шипит. Навстречу машина. Двум грузовикам трудно разъехаться. Останавливаемся. Приветствуем друг друга.
— Геологи? — спрашивает нас шофер.
— Смотрите, — с ужасом толкает меня Аллочка, — что это?
Рядом с шофером мужчина в холщовой рубашке. Она забрызгана кровью.
— Удачная охота, возвращаемся с трофеями, — улыбаясь, отвечает он.
— На кабана? — спрашивает Володя, оживившись.
— Так точно.
— Убили? Неужели?
— Посмотрите, если не верите.
Заглядываем в кузов машины. Заметались две маленькие рыжие гончие. Молодой парень, что в кузове, откидывает брезент — три черные кабаньи туши.
— Здорово! Вот это охота! — восклицает Виктор.
— В Кара-Калу завтра вернетесь? — спрашивает человек в холщовой рубашке.
— А что?
— Приглашаю на ужин. Кабаний шашлычок пробовали?
— Жаль, — отвечает Володя, — ничего не получится, не успеем.
— Что ж мне с вами делать? Надо ж вас чем-то угостить. Вот что. Несите-ка ведро.
— Что вы, что вы, — отмахиваемся мы.
Но Виктор мигом приносит ведро.
— Отдаем вам потрох! Жареная кабанья печеночка — не плохая штука!
— Вот это подвалило! — говорит Виктор, упрятывая в машину полное ведро.
Он загибает пальцы:
— Чал пил — пил. Верблюжатину ел — ел. Кабанятину буду есть — буду. И все первый раз в жизни.
Но это далеко не все, что предстоит ему отведать в этом маршруте. Еще прогон. Володя заглядывает в карту. Заволновался.
— Стоп, родник! — Володя хлопает ладонью по крыше кабины. Выпрыгивает из кузова.
Почти у самой дороги из камня, круто спускающегося вниз, бьет вода. А внизу камыш, густой. Шелестит.
Зиновия Ивановна достает свое «хозяйство» из походного ящичка. Спускается к источнику. Володя стучит молотком по камню, вертит в руках обломки, рассматривает.
— Песчаник, — говорит он, — чистейший песчаник, — и что-то записывает в дневник. — Приготовь посуду, коллектор, — обращается он к Аллочке.
Зиновия Ивановна возится с резиновым шлангом, пытается вставить его в струю воды. Ей надо заполнить стеклянный приборчик так, чтобы воздух не попал в него.
— Аллочка, подержите, пожалуйста, поросенка!
— Поросенка? — не понимает Аллочка.
— Да, да. Так мы называем этот прибор, — сухо отвечает Зиновия Ивановна, занимаясь с потенциометром. Она замеряет окислительно-восстановительный потенциал. — Высокий! И кислорода вагон.
Она достает из ящичка стерильные бутылочки, набирает воду для посевов.