Ленка вошла в кабинет раньше, чем банкир успел выйти из-за стола ей навстречу, и быстро преодолела расстояние между дверью и столом. Обычно Гольдин встречал ее у двери и предлагал посидеть на миниатюрном диванчике, пока он не закончит с какими-то там неотложными бумагами. Эту уловку Ленка раскусила еще при первом визите. Диванчик был очень мягким и удобным, садившийся на него тут же проваливался, и Гольдину, якобы сосредоточенно изучавшему важный документ, открывалась соблазнительная перспектива. Ленка ничего не имела против, наоборот — глядя на лоб банкира, покрывающийся капельками пота, и прекрасно понимая, что Додик сейчас переживает, она чувствовала, как внутри нее тоже поднимается теплая волна возбуждения. Но сегодня Ленка решила на диванчик не садиться, а вместо этого остановилась у подоконника и, глядя на поднимающегося из кресла Гольдина, сказала:
— Я за бумагами. Готово?
— Сейчас, сейчас, — засуетился Гольдин, засовывая платежки в папку. — Минуточку…
Ленка отвернулась и стала смотреть в окно. Она знала, что Гольдин только делает вид, будто очень торопится, а на самом деле он ощупывает ее глазами и пытается придумать какой-нибудь заход. Ну это его дело. Ленка уже лишила Гольдина обычного удовольствия, поэтому подойти к столу и начать разглядывать, как он мухлюет с засовыванием бумажек в полиэтиленовый презерватив, было бы просто неблагородно.
За окном был виден старый арбатский двор с двумя разломанными скамейками, валяющейся урной и грудой мусора посередине, на которой копошились голуби, ничуть не озабоченные гревшейся на солнце кошкой. В решетке окна торчал оставленный кем-то бумажный пакет, перевязанный бечевкой. В подворотне стоял мужик и, повернувшись к банку, с наслаждением мочился.
Ленка посмотрела на часики, еще раз взглянула на бесстыжего мужика, голубей и бумажный пакет, отвернулась и подошла к Гольдину.
Это спасло ей жизнь. За спиной у Ленки что-то полыхнуло белым светом, раздался грохот, потом звон разлетающегося стекла, она почувствовала резкую боль в плече, услышала два негромких хлопка и, уже падая на Гольдина, увидела, что на столе у банкира и рядом, у двери, расцветают два огненных букета.
Находившаяся в бумажном пакете бомба разворотила стену кабинета, ударная волна внесла внутрь и впечатала в шкаф чугунную оконную решетку, засыпала кабинет осколками стекла. Влетевшие следом две бутылки с «коктейлем Молотова», метко заброшенные неизвестной рукой, вызвали к жизни весело заплясавшие голубые огоньки.
Когда Ленка пришла в себя, она лежала на полу, накрывая неподвижное тело Гольдина, а кругом бушевал огонь. Черный пепел сгоревших бумаг танцевал в ярко-желтых языках пламени. От съеживающегося на глазах синтетического ковра расползалось вонючее черное облако. Оно перекрывало дорогу к двери. Ленка попыталась крикнуть, но раздался только беспомощный щенячий визг. Ей показалось, что дверь в кабинет на мгновение приоткрылась но тут же захлопнулась. Ленка метнулась к выходу и отступила, чувствуя, как начинают скручиваться волосы. Бросив взгляд на поверженного взрывом Гольдина, она увидела, что банкир пришел в себя и пытается что-то сказать. Надо выбираться.
Пока эта корова в приемной сообразит, что происходит, они тут обуглятся.
Закусив губу, Ленка стянула свитер и соорудила на голове что-то вроде тюрбана. Потом посмотрела на Гольдина, сняла юбку и замотала ему лицо. Черт!
Вот ведь мужики! Старый козел! Лежит, чуть дышит, а как увидел, что она без лифчика, губки все же облизал.
Ленка схватила Гольдина за руки, набрала воздуха в легкие и, несмотря на нестерпимую, дергающую боль в плече, потащила его к двери.
Корреспонденты «Московского комсомольца», появившиеся одновременно с пожарной командой, успели-таки сделать несколько уникальных снимков. Один из них на следующее утро появился в газете. Ленка, в ободранных до лохмотьев колготках, прикрывая двумя руками обнаженную грудь, сидит на каменном полу в вестибюле банка, а рядом, с обалдевшим лицом, лежит банкир Гольдин, держа в руках наполовину сгоревшую Ленкину юбку.