Большая планета. Дилогия (Большая планета. Плавучие театры)

«Ничего особенного. Нам разрешили занять два места в зрительном зале театра под наименованием «Воюз». Желаете ли вы присутствовать на первом представлении, или другое место займет мадемуазель Бланш-Астер?»

«Если нам выделили только два места, вам следует остаться на борту, чтобы подготовить сцену и труппу к нашему спектаклю».

Мадемуазель Бланш-Астер, однако, положила конец назревавшему конфликту: «Я не буду присутствовать на представлениях других театров. Вам придется развлекаться без меня».

Клиперский форштевень придавал изящному силуэту «Воюза» сходство с лебедем; дороговизна конструкционных материалов и пышность интерьеров этого плавучего театра свидетельствовали о том, что его владелец нисколько не беспокоился о расходах, но уделял исключительное внимание удобствам и эстетическому комфорту. Палубная надстройка была обшита светлым деревом «саноэ», покрытым невероятно детальной ажурной резьбой. Зрители сидели на скамьях, обитых подушками, у них под ногами был мягкий ворсистый розовый ковер, а сверху — навес из узорчатого шелка, защищавший от дневного света.

Замп и Гассун взошли на борт «Воюза» за час до начала представления; их провел к сиденьям в заднем ряду подобострастный билетер в бледно-зеленой ливрее, и уже через несколько секунд девушка в темно-зеленом трико принесла им на подносе две влажные надушенные салфетки, чтобы они могли освежить лица. И Гассуна, и Зампа впечатлило роскошное убранство судна, хотя Гассун считал темно-розовый ковер признаком показного бахвальства, так как поддержание таких ковров в чистоте требовало непомерных затрат времени и труда: «Как выглядел бы этот зрительный зал после вечернего спектакля где-нибудь в Чисте или Фьюдурте? Его пришлось бы мыть и драить всю ночь!»

Пропорции сцены заставили Зампа усомниться в ее акустических достоинствах. «Звук не может далеко распространяться из такого резонатора, — заметил он, повернувшись к Гассуну. — Свод слишком высок для относительно небольшой сцены. Если актеры не будут орать во всю мочь, как вислобрюхи в сезон течки, мы услышим только неразборчивое бормотание».

«Декор театра должен быть строгим, сосредоточивающим внимание, а не отвлекающим его, — продолжал критиковать конкурента Гассун. — Драгоценный камень выглядит лучше всего на фоне черного бархата; сходным образом, театральное представление производит наибольший эффект в ненавязчивом окружении. Я нахожу всю эту роскошь невыносимо вульгарной». Гассун подчеркнул свои слова презрительным жестом, словно отмахиваясь от невидимой мухи.

«Не думаю, что нам предстоит увидеть мастерски исполненный спектакль, — согласился с партнером Замп. — Скорее всего, они ограничатся набором эротических пантомим или простецким фарсом вроде комедии «Месть рогоносца», которой я когда-то смешил деревенщину. По меньшей мере, будет любопытно пронаблюдать за реакцией публики».

«В особенности за реакцией короля Вальдемара — хотя вряд ли он позволит распознать себя уже на первом этапе конкурса».

Зал стали заполнять осанистые, полные достоинства господа и дамы. Игнорируя Зампа и Гассуна так, словно два антрепренера не существовали, горожане приветствовали знакомых сдержанными поклонами. Замп не преминул заметить, что публику рассаживали согласно какому-то неукоснительному протоколу, находившему отражение в манере одеваться. С точки зрения Зампа, странно и даже в какой-то степени нелепо смотрелись блестящие кокарды на маленьких жестких шляпах зрителей мужского пола: справа — зеленые с позолотой, слева — красные с позолотой. Плюмажи, закрепленные в прическах дам, отличались той же расцветкой: зеленые с позолотой справа, красные с позолотой слева.

По соседству с Зампом уселся дородный человек в темно-рыжем с оранжевыми нашивками сюртуке, перевязанном широким черным поясом; между ними сразу завязался разговор. Новоприбывший представился как Роальд Таш, владелец и режиссер плавучего театра «Благоухающий олиолус». Некоторое время коллеги обсуждали и сравнивали опасности, подстерегавшие суда, плававшие по Синтиане и по Нижнему Висселю; оказалось, что в обоих случаях нередко наблюдались сходные условия.

Замп, однако, никогда не имел дела с публикой того типа, что окружала их теперь, тогда как Таш, выражаясь с неожиданной для Зампа откровенностью, не испытывал ни малейшего энтузиазма по поводу Морнуна и его обитателей: «Им чрезвычайно трудно угодить. Несмотря на их богатство, особой щедрости от них не ожидайте — если они вообще соблаговолят посетить ваш театр».

«Вы подтвердили мое интуитивное заключение, — сказал Замп. — Никогда еще я не видел настолько щепетильную публику. Заметьте, с какой точностью они отмеряют угол наклона головы, приветствуя друг друга!»