Большая планета. Дилогия (Большая планета. Плавучие театры)

Тем временем Стив Бишоп бросился животом на мшистую подстилку и стал энергично отжиматься. Заметив недоуменные взгляды спутников, он с ухмылкой вскочил на ноги: «Я просто прекрасно себя чувствую — этот дымок пошел мне на пользу».

В степи все затихло. В бледно-черном небе уже мерцали звезды.

Снова — громко, где-то рядом — зазвучал минорный боевой хор политборов. Что-то просвистело над головой и с громким шуршанием погрузилось в древесную листву.

«Ложись! Лучники... — прошипел Глистра. — Держитесь дальше от костра».

Пеан становился все громче — раздражающе подвывающий напев из четырех нот, из меняющихся, но ничего не значащих слогов.

Перекрывая хор, гремел голос атмана: «Выходите, незнакомцы, незваные гости, не прячьтесь... Я — атман Плетка, атман-раболов! Вы устали от жизни, ваши мысли безутешны. Выходите, я запрягу вас в фургоны, вы будете жевать траву, и никакие мысли вас больше не потревожат. Выходите к атману!»

Силуэт атмана вырос на прогалине, за ним виднелась стайка зипанготов. Глистра прицелился из лучемета, но никак не мог заставить себя выстрелить — его сдерживало какое-то странное сожаление, словно он замахнулся топором на тысячелетнее дерево. Глистра прокричал: «Оставь нас в покое, атман! Так будет лучше для всех!»

«Ба! — гулко отозвался атман тоном безмерного презрения. — Ты не смеешь даже ползти ко мне на коленях! Теперь я сам приду к тебе — забудь электрические трюки, склонись перед неизбежностью!»

Глистра заметил, словно со стороны, что его рука, державшая лучемет, начала безвольно опускаться. Моргнув несколько раз, он справился с магнетизмом и нажал курок. Поток лиловых искр пронесся по воздуху к атману — и погрузился ему в грудь, поглощенный, бесполезный. «Он заземлен!» — в панике подумал Глистра.

Фигура атмана возвышалась в послесвечении разряда — героическая, казавшаяся гигантской в линзе воображения... Бишоп выбежал вперед, вплотную к приземистому кочевнику. Тот взревел звонким басом, как бешеный бык. Фигура атмана согнулась пополам; Бишоп присел еще ниже и резко выпрямился. Совершив величественное сальто-мортале спиной вперед, атман с глухим стуком шлепнулся ничком. Бишоп деловито присел на него, что-то проделал руками и встал. Глистра подошел ближе, еще не совсем понимая, что произошло: «Как это у тебя получилось?»

«Я выучил несколько приемов дзюдо, — скромно признался Бишоп. — Возникает впечатление, что этот субъект принуждал противников к подчинению главным образом голосом, гипнотическим внушением. Достаточно было легкого удара в уязвимую точку — и вот он валяется, как дохлая рыба».

«Не подозревал, что ты — мастер дзюдо».

«Никакой я не мастер... Несколько лет тому назад прочел руководство — и тут внезапно вспомнил его, все до последнего слова... Смотри-ка, сколько зипанготов!»

«Это твари политборов, убитых божолейцами. Теперь они — наши».

«А где остальные цыгане?»

Глистра прислушался. Из степи не доносилось ни звука.

«Сбежали. Растворились в ночи».

Они привели зипанготов под уздцы на прогалину рощи. «Пора убираться отсюда», — тяжело дыша, сказал Глистра.

Фэйн удивленно уставился на него: «Уже?»

«Сию минуту! — отрезал Глистра. — Мне это нравится не больше, чем тебе, но...» Он указал на оседланных животных: «По меньшей мере мы сможем ехать верхом».

Весь день — с раннего утра почти до вечера — земляне покачивались в седлах, сгорбившись, в полуобморочном от усталости состоянии. Зипанготы брели равномерной, но тряской, не располагавшей ко сну походкой. Вечером небо стало постепенно тускнеть.

Они развели костер в лощине, сварили в котелке пшеничную кашу, съели ее, договорились о двухчасовой смене вахт и устроились на ночлег.

Проснувшись на следующее утро, Глистра сразу заметил Бишопа, совершавшего бодрые пробежки вверх и вниз по склону лощины. Глистра протер глаза, зевнул, заставил себя подняться на ноги. Чувствуя себя избитым и слегка отравленным, он раздраженно окликнул Бишопа: «Никогда не видел, чтобы ты занимался зарядкой на рассвете!»

Продолговатое некрасивое лицо Бишопа порозовело: «Я сам ничего не понимаю. Просто я прекрасно себя чувствую. Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Надо полагать, помогают витамины».

«Они раньше тебе не помогали — пока ты не надышался зигага. А потом ты стал бегать и прыгать, как на пружинках, и расправился с атманом быстрее, чем с плюшевым медведем».

«Ты думаешь, наркотик оказал необратимое действие?»

Глистра погладил подбородок: «Если это так, ничего плохого я в этом не вижу — но почему у всех остальных зигаг вызвал тяжкое похмелье? Все мы ели одно и то же, пили одно и то же... хотя...» Задумчиво взглянув на Бишопа, Глистра прибавил: «Насколько я помню, ты горстями лопал витамины — как раз перед тем, как дым понесло в нашу сторону».

«Верно. Так оно и было. Может быть, в этом есть какая-то закономерность... Любопытно...»

«Если мне еще когда-нибудь попадется под руку зигаг, — пробормотал Глистра, — я это проверю на практике».