Большая расплата (ЛП)

— Единственное, что защитит их, так это возможность рассказать нам обо всём, что они знают, — сказал Желина. — К тому же, высока вероятность, что знают они что-то именно потому, что один из них совершил это убийство. Один из них убил ЛеДюка. Не приходило ли вам такое в голову, ваше святейшество?

— Не называйте меня так, и да, я думал об этом, — ответил Гамаш. — Тем больше причин изолировать их, вам так не кажется?

— Точнее, спрятать их, — сказал Желина. — Чтобы они не рассказали мне и другим наставникам об убийстве.

Желина воззрился на Гамаша.

— Полагаете, это коммандер Гамаш? — спросила Лакост, стараясь совладать со своим собственным гневом. — Что он убедил одного или всех кадетов сразу убить профессора?

— Об этом свидетельствуют улики, — отрезал Желина. — Собственные действия коммандера вопиют об этом. Как если бы вы просто умоляли меня взять вас под подозрение.

— Я не убивал Сержа ЛеДюка, — сказал Гамаш. — И вам это известно.

— Вы специально просили о моём присутствии, месье, очевидно именно для того, чтобы расследование провели честно и обстоятельно…

— Вы просили о его присутствии? — Лакост озадаченно уставилась на Гамаша.

Шарпантье откинулся на спинку кресла и молча смотрел на Гамаша. Даже прекратил потеть.

— А сейчас я начинаю предполагать, что вы пригласили меня специально, решив, что за время своего отсутствия я потерял квалификацию, — продолжал Желина. — Что меня легко сбить с толку. Может быть, даже, я попаду под ваше влияние, как кадеты? Обольщусь вниманием такого великого человека, как вы? Так?

— Я пригласил вас, заместитель комиссара, потому что восхищаюсь вами и знаю вашу строгость и справедливость, — ответил Гамаш. — Вы не поддадитесь на попытки смутить вас. Вы на защите закона.

— О, то есть, вот это, — Желина указал на отчёт, лежащий на столе, — не улики против вас, а попытка смутить меня? Вы заявляете, что кто-то пытается вас подставить?

— А зачем тогда отпечатки на револьвере? — спросил Гамаш. — Не кажется ли вам в высшей степени странным, что убийца был достаточно искушён, чтобы оставить орудие убийства, но не настолько, чтобы стереть отпечатки или действовать в перчатках? Не думаете, что если бы я убил ЛеДюка, то предусмотрел бы и то и другое?

— Итак, вы думаете, все подстроено?

— Думаю, мы должны учитывать такую возможность.

— И кто же лучше всего сможет инсценировать преступление, как не бывший глава убойного отдела? Человек, больше всех знающий про убийства. Хочу, чтобы вы учли кое-что.

Заместитель комиссара Желина отвернулся от Гамаша и обратился к остальным:

— Есть вероятность того, что он убил ЛеДюка, — он вскинул руку, чтобы остановить собравшегося протестовать Бовуара. — Он решил защитить студентов, когда узнал о злоупотреблениях. Не просто о неуместном наказании кадетов, но о чём-то систематическом, прицельном и разрушительном. Об эмоциональном, психологическом, психическом и возможно сексуальном насилии над конкретными студентами. Доказательств у него не было. Он пригласил самых, на его взгляд, подверженных риску кадетов присоединиться к его неформальным вечеринкам, в надежде, что те начнут ему доверять. Он привлёк их к расследованию истории карты, это был способ установить с кадетами связь. Но те продолжали бегать к ЛеДюку. К своему обидчику. И остался лишь один путь, чтобы защитить их. И других студентов.

Бовуар и Лакост молча переваривали услышанное.

— Можете вы представить, как месье Гамаш убивает ради спасения юных жизней?

Было ясно, что Лакост с Бовуаром хотят опровергнуть сказанное. Защитить Гамаша. Но было ясно и то, что подобный сценарий они могли себе представить. Если Арман Гамаш и пойдёт на убийство, то только ради спасения других.

— В то же время, он тут единственный, кому не обязательно было бы убивать ЛеДюка, — тихо сказал Шарпантье, и все взгляды переместились на него.

— Объяснитесь, — велел Желина.

— Он коммандер. Он единственный мог избавиться от ЛеДюка, просто уволив того.

Бовуар согласно кивнул и посмотрел на офицера КККП, в ожидании контраргументов.

— И сместить проблему на кого-то другого? — спросил Желина. — Коммандер лично сознался, что не стал бы так поступать.

— Вы же знаете, это не он, — сказал Бовуар. — Вы просто играете на руку убийце, преследуете кита[6].

— Всё, что туманит разум и мучит, — проговорил Желина, взглянув на Гамаша, — все зловредные истины, всё зло стало видимым и доступным в облике…

— Моби Дика, — закончил за него цитату Шарпантье. — Вы были близки к оригиналу. У меня есть студенты, которые считают это описанием одержимости. Тем, что приводит человека к безумию. Вижу, и вам это знакомо.

— И не кита, — сказал Желина, не отрывая взгляд от Гамаша. — Человека. Для вас, сэр, всё сошлось в облике ЛеДюка. И как Ахаб, вы решили остановить его.

Гамаш сидел, не шелохнувшись. Ни соглашался, ни противоречил.

Пользуясь его молчанием, Желина продолжал: