Большая расплата

В одном из писем домой хранился плоский засушенный цветок мака. Хрупкий, но по-прежнему трепетно-красный. Сорванный свежим летним утром, накануне битвы в крохотном уголке Бельгии под названия Поля Фландрии.

Этот цветок стал последней каплей. Друзья прекратили поиск, не в силах продолжать.

Рейн-Мари, Клара, Мирна, Рут и Габри отставили коробки и потянулись на кухню, где остальные приготовили ужин. Трапеза началась уныло, пока внимание их не переключилось на молодежь, поглощавшую еду с такой жадностью, словно их никогда не кормили. Огромные куски запеканки исчезали в четырех бездонных прорвах.

И тут же требовалась добавка. И поскольку аппетит местных жителей оставлял желать лучшего, для кадетов было полно еды.

Даже Рут улыбнулась. Хотя, может, дело в газах.

— Шоколадного торта? — предложил Габри.

Волшебные слова чудесным образом улучшили аппетит, и все — каждый с толстым куском отлично пропитавшегося торта и чашечкой кофе — отправились в гостиную.

— «Мэри Поппинс»? — спросила Рейн-Мари.

— «Мэри Поппинс», — подтвердила Клара. — Лучше не придумаешь!

— Девчонки смотрят его каждый раз, как приедут, — сказала Рейн-Мари, вручая диск мужу.

— Девчонки? — спросила Хуэйфэнь.

— Внучки, — объяснила Рейн-Мари. — Флоранс и Зора.

— Зорро? — переспросил Жак с преувеличенно серьёзным выражением лица.

Но сник под суровым взглядом Гамаша.

— Зора, — поправил он. — Её назвали в честь моей бабушки.

— Она же не совсем ваша бабушка, — заметил Желина. — Разве она не из тех ПЛ, что появились после первой мировой?

Гамаш посмотрел на маунти. И снова посыл был ясен. Поль Желина отлично выполнил домашнюю работу — дом, в котором он рылся, принадлежал Гамашу.

— ПЛ? — заинтересовался Натэниел.

— Перемещенные лица, — объяснила Мирна. — Оставшиеся без дома и семьи. В основном, из концентрационных лагерей. Их освободили, но им некуда было идти.

— Мой отец устроил переезд Зоры в Канаду, — сказал Арман.

Почему бы не рассказать им, тем более что это теперь не секрет. Недолго ему оставаться таковым. Желина за этим проследит.

— Она приехала, чтобы жить с нами, — сказал Гамаш, включая ресивер и DVD. — Мы стали её семьей.

— А она стала вашей, — сказал Желина. — После смерти ваших родителей.

Гамаш развернулся к Желине.

— Oui.

— Зора, — произнесла с нежностью Рейн-Мари. — Это имя означает рассвет, зарю. Рождение света.

— Она такой и была, — сказал Арман. — Итак, все уверены, что хотят посмотреть «Мэри Поппинс»? У нас ещё есть «Золушка» и «Русалочка».

— Никогда не видела «Мэри Поппинс», — созналась Амелия. — А вы?

Остальные кадеты отрицательно покачали головами.

— Суперкалифраджилистикэкспиалидоушиз? — пропела Мирна. — Вы никогда не видели «Мэри Поппинс»?

— В ситуации любой не опростоволошусь, — продолжила цитировать Клара. — Ну всё, Арман, давай, включай.

— Вычеркивайте меня, — заявил Оливье, поднимаясь. — У меня от этой няньки мурашки по коже.

И как только на экране появилась заставка — Лондон 1910 года, Оливье ретировался на кухню. Через несколько минут туда отправился Арман, чтобы сделать ещё кофе. Он обнаружил Оливье, сидящего в наушниках в кресле у камина и смотрящего маленький телевизор.

— Что ты смотришь?

Оливье чуть из кожи не выпрыгнул.

Он стянул наушники с головы.

— Господи, Арман! Я чуть не помер.

— Прости. Что смотришь?

Стоя за креслом Оливье, он наблюдал на экране молодого Роберта де Ниро и Кристофера Уолкена в баре.

— «Охотника на оленей».

— Шутишь? — сказал Арман. — «Мэри Поппинс» тебя пугает, а с «Охотником на оленей» в этом смысле все нормально?

Оливье улыбнулся.

— Беседа про Клэртон всегда напоминает мне, какое это великое кино.

— Почему?

— Да потому что, я думаю, это связь…

— Нет, я спрашиваю, почему про Клэртон?

— Это же город, из которого родом главный герой. Вот, смотри.

Он указал на экран, где как раз появился кадр со сталелитейным городом округа Пенсильвания.

— Пожалуй, оставлю это на тебя.

Оливье проводил глазами Армана, вернувшегося в гостиную, в мир Мэри, откуда слышалась песня Отца «Жизнь, которой я живу».

Перед ним самим, на экране, Роберт де Ниро развязал драку у барной стойки с «Зелёным беретом».

* * *

Дворники в автомобиле Жана-Ги изо всех сил боролись с мокрым снегом на ветровом стекле.

Бовуар любил дорогу. Дорога — возможностью послушать музыку и поразмышлять. Сейчас он раздумывал над теми злосчастными отпечатками, и вопиющим противоречием, которое выдал ему его тесть.

Отпечатки принадлежат ему. Но до оружия он никогда не дотрагивался.

Ключ к расследованию в отпечатках.

Он намекал на Амелию Шоке?

Вопреки протестам Анни, и своей собственной интуиции, Жан-Ги попытался разобраться в своих сомнениях. Может ли быть эта девчонка-готесса дочерью Гамаша? Она совсем не похожа на Анни или её брата Даниеля. Но может быть, на самом деле она похожа, а в заблуждение вводят её обвесы? Татуировки и пирсинг маскируют её настоящую?

Может ли Амелия, вероятно, не случайно носящая имя матери Гамаша, быть результатом сиюминутной слабости, случившейся двадцать лет назад?

Но почему тогда, зная, кто она, Гамаш принял её в Академию?