Большая расплата

— Общие черты есть, если вы так настаиваете, но ничего общего у нас с ним не было, — отрезал Бребёф. — Он и был именно таким — обобщенным. Кусок угля, возомнивший себя алмазом. Придурок с большим офисом.

— Что же вы тогда делали в его апартаментах? В его ванной? Его спальне? — поинтересовался Желина, теперь совсем не так сердечно, как раньше и подтолкнул Бребёфу через стол отпечатанную копию отчета судебно-медицинской экспертизы. — Каким образом в ваших руках побывало орудие убийства?

Гамаш рядом с Желиной снова пошевелился, и снова затих.

Бребёф взял в руки отчёт и пробежал опытным взглядом искушенного следователя, сразу отыскав нужную информацию.

Его лицо сначала помрачневшее, разгладилось. И тут до Желины дошло, почему Гамаш, хоть и не явно, среагировал на вручение отчёта Бребёфу.

Да, судя по заключению, есть вероятность того, что Бребёф брал в руки орудие убийства. Но там же указано, что с ещё большей вероятности пистолет побывал в руках у Гамаша.

— Вам, как и мне, отлично известно, — заметил Бребёф, подтолкнув отчёт обратно Желине, — что это всего лишь предположение. Неприемлемое.

— Так вы отрицаете?

— Естественно, отрицаю. Я понятия не имел, что у него есть пистолет, хотя допускал такую вероятность. Только идиот будет хранить оружие у себя в комнатах, да ещё в школе. Однако я не смог бы даже предположить, какого типа это оружие. Револьвер? Есть ли в этом какой-то смысл?

Вопрос он задал Гамашу.

— Лично я ожидал ракетной установки, — ответил Гамаш и Бребёф рассмеялся.

В этом смехе, в крошечной искре веселья Желина рассмотрел кое-что ещё.

А именно, как эти двое смогли однажды стать друзьями. Из них вышел бы грозный дуэт — один не сдастся, второй не отступит.

Атмостфера в кабинете изменилась, в особенности между этими двумя.

Мишель Бребёф притих, задумался.

— Хотите знать, зачем мы время от времени обедали или выпивали вместе? — наконец спросил он. Голос его стал глубже и мягче.

Поль Желина кивнул и бросил взгляд на Гамаша, тот не пошевелился. Просто продолжал смотреть на Бребёфа пристально и понимающе.

— Я ходил к нему, потому что был одинок, — сказал Бребёф. — Здесь я повсюду окружён людьми, но никто не хочет иметь со мной никаких дел. И я их не виню. Я сам во всём виноват, а сюда пришёл, чтобы попытаться хоть что-то исправить. Я знал, как тяжело будет изо дня в день рассказывать старшим кадетам о коррупции и моей собственной искушенности. Обо всём, что может пойти не так, когда тебе дана власть и пистолет, и нет никаких ограничений, кроме тех, которые установишь ты сам. Одно дело, сообщить, что власть развращает, — он повернулся к Гамашу, — но ты прав. Больший эффект производит наглядный пример. Я рассказывал им о том, как поступал, как это началось, с какой мелочи. И во что выросло. Я рассказал им об опасности связей не с теми людьми. Я прочитал всему курсу лекцию о паршивой овце. И признался, что это как раз я. В первый же день занятий я вывел на доске Матфея 10:36, и больше не стирал. Это унизительно, но необходимо.

Говорил он тихо, обращаясь в основном к Арману.

— Я полагал, что самым тяжёлым станут занятия в классе. Но я ошибся. Самым страшным было одинокими вечерами слышать смех и музыку. Когда я знал, что ты тут рядом, вниз по коридору, беседуешь со своими кадетами. А я сижу там один, в надежде, что кто-то появится рядом.

Поль Желина почувствовал, как его накрывает с головой, и он исчезает, как альпинист, под сошедшей лавиной. Лавина отношений между этими двумя.

— Я посещал ЛеДюка при каждом удобном случае, потому что он был единственным, кто улыбался мне при встрече.

— Ты убил его, Мишель? — тихо спросил Арман.

— Ты бы пробил пулей дырку в спасательном плоту? — спросил в ответ Бребёф. — Нет, я его не убивал. Я не любил его и не уважал. Ну, так, я и себя не люблю и не уважаю. Я в него не стрелял.

— Может быть, у вас есть соображения, кто мог бы это сделать? — спросил Желина, стараясь вернуть инициативу допроса себе.

— Хотел бы я заверить вас, что убил его преподаватель, а не студент. Но не могу, — сказал Бребёф. — Нынешние кадеты совсем не такие, какими были мы. Они жесткие и грубые. Взять хотя бы эту новенькую, всю в тату и пирсинге. А уж какие словечки мне от неё приходилось слышать! В адрес преподавателей. Вызывающе. Что она здесь делает? Без сомнения, одна из новобранцев ЛеДюка.

— Вообще-то она мой новобранец, — сообщил Гамаш. — Амелия Шоке первая по успеваемости в классе. Она читает на древнегреческом и латыни. А ругается она как один из преступников, которых ей предстоит ловить в будущем. В то время как ты, Мишель, сам по себе аристократ, нарушил большинство законов, которые клялся защищать.

Бребёф сделал глубокий вдох, то ли в попытке смирить себя, то ли приготовившись ответить на вызов. Тонкий лёд, на котором они стояли, дал трещину. Гамаш лично нанёс удар.

В подобные моменты кажется, что планета перестает вращаться.

И тут Мишель Бребёф улыбнулся.