Я не знал, чем ему помочь, поскольку размышлял над другой дилеммой – пойти домой и лечь спать или признать Корнелия Трималхиона богом. В первом случае я оставался без денег, во втором – с головной болью.
Внезапно Корнелий Трималхион плюнул на пол и проговорился:
– Я бы хотел стать летописцем.
– А что мешает? – поинтересовался я. – Сейчас на дворе самое лето.
Корнелий Трималхион тяжело вздохнул с видом человека, обреченного платить налоги:
– Ты знаешь, сколько на мне всяких ручек и ножек?!
Я пересчитал – ничего особенного. Но Корнелий Трималхион принялся обрывать на себе многочисленные ручки и ножки, словно Лаокоон, удушаемый змеями. Это мимическое представление длилось минуты три, после чего Корнелий Трималхион пояснил:
– И все цепляются за меня и просят жрать!
Каждый, кто рассчитывает на сострадание, должен для начала похудеть. А не хлопать себя по пузу для пущей убедительности.
– Давай-ка сделаем вот что… – сощурился Корнелий Трималхион, – ты мне продашь свой папирус за двадцать лепешек с сыром!
– Лучше расстанемся по-хорошему, – в ответ предложил я.
Из уважения к автору «Сатирикона» я готов был поторговаться, но из любви к искусству – не менее чем за триста драхм.
– Я думаю, – предупредил меня Корнелий Трималхион, поскольку пауза затягивалась. – Я думаю, что читать намного сложнее, чем писать. И хотя я не умею ни того, ни другого, но предполагаю, что за использованный кусок папируса нужно заплатить…
– Четыреста драхм, – подсказал я.
– Вдвое меньше, – закончил фразу Корнелий Трималхион. – Как человек творческий, я иногда продаю пожеванные лепешки, но как человек честный – на треть дешевле. Иначе их никто не берет.
Тут я принялся заверять неразумного трактирщика, что вложенные в произведения искусства деньги никогда не пропадут…
– Будет надежнее, – отмахнулся Корнелий Трималхион, – закопать мои деньги на заднем дворе. Для этого мне нужен большой сундук, а не папирус.
Подозревая, что сделка не состоится, я стал прикидывать, как бы выйти из помещения. Но справа меня караулили «шкряги», слева Приап с растопыренными фаллосами, а прямо – Корнелий Трималхион загораживал дорогу и размышлял вслух:
– Что общего во всех папирусах? Там нет ни слова про Корнелия Трималхиона…
И я не стал его в этом разубеждать. Просто подумал, что книга, которую принес мне давешний хиромант, сильно подпорчена. Утрачены целые страницы про меня, Вендулку и других людей. Даже заглавие ободрано наполовину – «Обед…».
– Трималхиона! – воскликнул я и согласился эту книгу отреставрировать.
Помпеи
День первый, день последний
Кому: Александру [email protected]
Тема: Каркнул ворон: «Невермор!»
Сообщение:
Сижу в гостинице «Гранд Вулкан», неподалеку от Помпей, и насилую свой ноутбук сценами из древнеримской жизни. Жуткая дыра этот «Вулкан»! Водопроводные трубы гудят и трясутся, как во время знаменитого извержения. Кстати, сегодня днем неизвестно куда трижды пропадала электроэнергия! Администратор отеля говорит, что старый добрый «Вулкан» не справляется с наплывом туристов. Но я подозреваю, что причина всех неурядиц – мой ноутбук. Во всяком случае, свет гаснет, как только я подхожу к розетке, чтобы подзарядиться. Отсюда и фрагментарность моего повествования, и название нового романа – «Обед на кладбище». Отсылаю тебе по электронной почте вторую главу…
Раскопки в Помпеях начались еще в 79 году, как только Везувий слегка угомонился и перестал кидаться камнями. Горожане, уцелевшие после извержения, пытались проникнуть в свои жилища, погребенные под пеплом. За государственный счет отрыли и вытащили на поверхность несколько изваяний, а все остальное досталось потомкам. Они оживленно копаются в Помпеях и по сегодняшний день…
– Синьор! Синьор! – подергал меня за штанину один кучерявый потомок лет десяти и поманил за угол.
Там, разумеется, не было никакого музея под открытым небом. И внешность потомка не вызывала доверия.
– Что тебе надо, гадкий малый? – полюбопытствовал я.
Явно обескураженный потомок, который рассчитывал встретить во мне доброго американского или японского туриста, оставил в покое мою штанину и принялся энергично подмигивать, по-прежнему намекая, что за углом я обрету наконец-то счастье. И всего за несколько сотен долларов!
– Две синьорины? Дио?! – уточнил я.