Большая семья

Арсей долго сидел на земле. Он был потрясен. Сколько труда, сколько напряженных раздумий пропали даром! Что случилось? Где ошибка? А может быть, и никакой ошибки нет? Может быть…

Арсей внезапно почувствовал страшную усталость. В нем что-то надломилось. Он сделался рассеянным, молчаливым, задумчивым. Он уходил в поле, чаще всего на место своих опытов, и часами просиживал там, думая о себе, о своей неудачной работе.

Не один раз вставало в памяти заседание райкома партии, на котором разбиралось заявление Куторги. Там, настаивая на своем освобождении от работы председателя колхоза, он доказывал, что его призвание — агрономия, что, работая агрономом, он принесет гораздо больше пользы делу. Вот она, ничем не оправданная самонадеянность! Конечно, все они, члены бюро райкома, видели и чувствовали это. Один только он был ослеплен своим заблуждением. Он бил себя в грудь и клялся, что в два счета покорит природу. Он даже не постеснялся заявить, что ведет важные, очень важные опыты над пшеницей и эти опыты были бы куда успешней, если бы ему не приходилось разменивать себя на мелочи.

«О, какой хвастун, какой хвастун! — стонал он, до боли сжимая голову руками. — Тебе мало выговора!.. Тебе бы строгий выговор с предупреждением, чтобы знал, как бахвалиться!..»

Как в хорошей, дружной семье пульс жизни бьется в зависимости от состояния духа главы семейства, так и в колхозе внезапная и необъяснимая перемена, происшедшая в Арсее, вызвала озабоченность людей. Многие приписывали это болезни, которая нежданно-негаданно постигла председателя колхоза, другие объясняли странную рассеянность председателя близко к сердцу принятым и неправильно понятым взысканием райкома партии. Но, так или иначе, а все были искренне огорчены душевным расстройством своего руководителя.

Более других был огорчен Недочет. Он поселился у Быланиных и, по молчаливому сговору, играл роль главы семейства. Он считал, что хорошо знает характер Арсея, и гордился этим. Обычно старик безошибочно угадывал причину внезапной раздражительности председателя и умел быстро успокоить его. Но теперь Недочет терялся. Что вызвало глубокий разлад, откуда затаенная тоска? Куда девалась кипучая, неугомонная стремительность, подчинявшая себе всех и заставлявшая забывать невзгоды и лишения? Ни на один из этих вопросов Недочет не в состоянии был ответить.

«Хандра, — решил он, не придумав ничего лучшего. — Какая-то хандра, лихорадка бы ее затрепала!..»

Болезненно переживала настроение сына и Прасковья Григорьевна. В последнее время — с переходом к ним Недочета — жизнь стала налаживаться, и это радовало старуху. Жили они в аккуратном белом домике, построенном на усадьбе Недочета. Прасковья Григорьевна и Евдокия выбелили этот домик, разукрасили наличники и ставни синими узорами. Недочет сам сложил печь и разделил дом на три комнаты и кухню. Все были довольны. Прасковья Григорьевна даже как бы помолодела — в движениях появилось больше уверенности, морщины на круглом лице сглаживались. И вот случилось это несчастье. Материнским сердцем она чувствовала глубину переживаний сына и, не зная, как помочь ему, мучилась, осаждала Недочета расспросами и упреками. Старик недовольно ворчал и в полном недоумении разводил руками.

Арсей бывал теперь в Зеленой Балке только ночью. Часто видели его в лесу, у строителей, и у трактористов. Подолгу пропадал он в поле, бродил по пшеничным коридорам. Иногда он сидел у поля гречихи, словно залитого молоком, и вдыхал медвяный запах цветения. Но куда бы он ни шел, он неизбежно оказывался на участке пшеничного гибрида. Какая-то могучая сила тянула его туда. Часами он просиживал там, рассматривая колоски и думая о причинах неудачи. Но тайна оставалась неразгаданной.

Так прошло пять дней.

Однажды, опустив, по обыкновению, голову и глядя себе под ноги, Арсей медленно шел в сторону Вершинок и неожиданно оказался лицом к лицу с кучкой ребятишек. Вместе с Ниной Семеновной ребята ходили в Вершинки и теперь с корзиночками ягод возвращались домой.

Школьники окружили Арсея.

— Расскажите нам про Ефимку! — затараторили они вразнобой. — Расскажите!.. Расскажите!..

Не зная, что отвечать, Арсей растерянно посмотрел на учительницу.

— Расскажите, Арсей Васильич, — улыбнувшись, сказала Нина Семеновна. — А то они мне покоя не дают.

Арсей сел на траву, ребята окружили его. Они слушали рассказ с затаенным дыханием. А когда Арсей, поднявшись, стал прощаться с детьми, белокурая Полинька Обухова высыпала ему на ладонь горсть ягод.

— Вот вам! — сказала она. — Только не болейте, пожалуйста.

Арсей торопливо шел по узкой тропе, повторяя слова девочки. Сердце его билось, горло сжимали спазмы. На углу озимого клина он остановился и посмотрел на опытную клетку. И вдруг его охватил жгучий стыд. Арсей сел, закрыл глаза, тряхнул головой, стараясь сбросить тяжесть. Он лег ничком в густую высокую траву и заснул глубоким сном.

Когда Арсей проснулся, ему показалось, что прошло немного времени, но скоро он понял, что проспал много часов. Солнце перевалило далеко за полдень.