Большая симолеоновая афера

— Кто тут мистер и миссис де Грут? — спрашивает он, шатаясь под тяжестью. Головы поворачиваются к моим родителям, которые, встревоженные появлением троицы, не спешат отзываться. Большой подходит к ним и бросает ящик перед моим отцом.

— Я тот, кого вы знаете под ником «Кодекс», — говорит Большой. — Спасибо, что выбрали нас в брокеры.

Не будь Джо завсегдатаем спортзала, его хватил бы обширный инсульт.

— Твой брокер — полуголый оранжево-синий криптоанархист?

С полминуты папа раскуривает трубку. Внизу, на поле, звучит двухминутное предупреждение. До конца тайма осталось всего ничего. Папа выдувает облако дыма и говорит:

— Он показался мне честным ленивцем.

— На всякий случай мы продали половину акций через нашего брокера в Бисмарке, — добавляет мама. — Он говорит, что с этой части нам придётся заплатить налог.

— А другую половину мы перевели в оффшор, мистеру Кодексу, — продолжает папа, — и он конвертировал их в местную валюту — без налогов.

— В оффшор? Куда? На Багамы? — спрашивает Джо.

— В Первую распределённую республику, — говорит большой панархист. — Это виртуальное государство. Я в нём министр информационной безопасности. Наша официальная валюта — криптокредиты.

— И на что же они годны? — спрашивает Джо.

— Меня это тоже беспокоило, — говорит папа, — поэтому, ради пробы, я купил на свои криптокредиты кое-что более осязаемое.

Он суёт руку в ящик и вытаскивает брусок жёлтого металла. Мама выуживает другой. Родители принимаются выкладывать бруски на столе, как царская чета Мидасов, разгружающая коробку бисквитов «Твинки».

До Джо доходит не сразу. Он поднимает один из брусков и пялится на него с открытым ртом. Руководство «Симолеон Корпорейшн» скучивается вокруг и изучает трофеи.

— Теперь вы видите, почему правительство хочет нас растоптать, — говорит большой парень. — Мы можем делать то же, что они — лучше и дешевле.

Лицо генерального директора «Симолеон Корпорейшн» светлеет.

— Погодите, — говорит он и трёт виски. — Вы можете устроить так, что людям, использующим электронные деньги, не придётся платить налоги правительствам? Вообще?

— Точняк, — говорит большой панархист. Сигнал объявляет конец первого тайма.

— Я должен спуститься и раздать немного симолеонов, — говорит генеральный, — но потом нам надо будет потолковать.

Он спускается на лифте с моим братом, который держит коробку с двадцатью семью смарт-картами. В них загружены секретные числа, отчего каждая стоит миллион симолеонов. Я подхожу к окну ложи и смотрю вниз. На пятидесятиярдовой линии выстроились двадцать семь американцев и ждут, когда с небес на них сойдёт манна математическая. Они — именно тот пёстрый демографический срез, на который надеялся брат. Не знай я, нипочём бы не догадался, что все они — граждане Первой распределённой республики.

Криптоанархисты достают из бара по бутылке «Джолта» и дружно выходят. В ложе остаюсь я, папа и мама. Папа указывает на поле мундштуком.

— Эти двадцать семь человек, ты ведь им не помогал, а?

Джо я соврал, но с родителями такой фокус не пройдёт.

— Скажем так: не все панархисты — длинноволосые маньяки, хлещущие «Джолт». Есть среди них и похожие на тебя. Как две капли воды похожие, вообще-то.

Папа кивает: поддел, поддел.

— Кодекс и его люди спасли лотерею — и нашу семью — от катастрофы. Но не даром.

— Обычно так и бывает, — говорит папа.

— Однако тут выигрывают все. Джо и его клиент хотят, чтобы рекламная кампания прошла успешно, чтобы через год всякий, кто сейчас смотрит трансляцию, был высокого мнения о надёжности и стабильности симолеонов. Так?

— Так.

— Раздавать симолеоны случайным людям — всё равно что играть в кости. Раздать их тайным панархистам, кровно заинтересованным доказать, что электронные деньги работают — ставка куда вернее.

— А флаг у Первой распределённой республики есть? — ни с того ни с сего спрашивает мама.

Я говорю ей, что тем парням, похоже, шить не привыкать. И ещё до начала второго тайма у неё готов эскиз флага на обороте программки.

— Он будет разноцветным и красочным, — говорит мама. — Как банка желейных бобов.