Большая скука

Человек с бутылкой достиг той черты, которую я мысленно провел, и я молниеносно хватаюсь за стул, механически отмечая в то же время, что теперь и Сеймур кидается в бой с другой стороны. Он словно саблей ударяет по шее стоящему у стола, валит его с ног и бросается на обладателя ножа, а я разбиваю стул о голову того, что с бутылкой. В это время появляются трое полицейских с хозяином кабака во главе. Дальнейшие события развиваются без особых осложнений. Свидетельства хозяина и проституток, а главное, наш вполне благопристойный вид – в нашу пользу, так что грубиянов быстренько выталкивают вон и уводят в ближайший участок.

– Для социолога вы недурно деретесь, – тихо говорю Сеймуру.

– Социологом я не родился, дорогой Майкл, – невозмутимо отвечает Сеймур. И, кинув последний взгляд на поле брани, добавляет: – Не везет мне в питье. Как только задумаю надраться как следует, обязательно случится что-нибудь непредвиденное.

Сеймур оставляет нас у входа в «Англетер». Уже темно.

– Загляните ко мне минут через десять, Майкл, – говорит Дороти, выходя из лифта.

Пятнадцать минут спустя стучусь в дверь ее номера, однако никакого ответа.

Проходит еще полчаса, я делаю еще одну попытку.

– Войдите! – слышу знакомый голос.

Дороти рассматривает сваленные на столик датские сувениры – миниатюрные латунные копии знаменитой «Маленькой сирены», никелевые брелочки с гербом Копенгагена, серебряные ложечки с тем же отличительным знаком.

– Спускалась вниз купить каких-нибудь безделушек для подарков, – поясняет она. – Я ведь завтра уезжаю.

– Завтра?

– Ну конечно. Симпозиум кончается, и я уезжаю.

– Если я не ошибаюсь, Сеймур и Грейс остаются.

– Они остаются, а я уезжаю.

– Но почему так внезапно?

– Ничуть не внезапно, а в полном соответствии с программой.

Она оставляет в покое сувениры и переводит взгляд на меня.

– Надеюсь, вас не очень огорчает, что мы расстаемся.

– Может, и огорчает.

– В таком случае единственное, что я могу вам предложить, – это уехать вместе со мной.

Я не тороплюсь с ответом, и женщина склонна видеть в этом признак колебания, потому что спешит добавить:

– Можно не сразу. У вас достаточно времени, чтобы покончить с делами и принять героическое решение. Я пробуду целый месяц в Стокгольме, в отеле «Астория».

Она садится в белое кресло, снимает свои нарядные туфли и, согнув ноги в коленях, по-детски упирается ступнями в сиденье, не обращая внимания на то, что ее вышитая розовая юбка задралась почти до пояса. Это вполне в стиле той дамы, которая ведет себя не как принято, а как ей удобно, и которая воспитанному целомудрию предпочитает бесцеремонную непосредственность. В том, что она и не пытается прикрыть свои бедра или, наклоняясь, открывает вашему взору грудь, как будто отсутствует кокетство – она не искушает, не вводит в соблазн, а просто предлагает то, что есть. И эту даму ничем не удивишь. Если бы я вдруг предложил ей: «Давай-ка вернемся домой на четвереньках», – она, скорее всего, ответила бы: «Не знаю, сумею ли, но попытаемся».

– Ох и устала же я! – вздыхает Дороти и запрокидывает голову.

– Приключения тем нехороши, что от них устаешь, – замечаю я.

– Приключения? Мечешься во все стороны, чтобы успеть попробовать и то, и другое, и третье, и, хотя все мне уже знакомо, никак не остановлюсь, постоянно кажется, что есть еще вещи, которых ты не изведала, ведь все, что ты до сих пор успела познать, тебя ничем особенно не удивило и всегда приносило усталость, досаду, разочарование…

– Ваш мелодичный голос начинает смахивать на нудное брюзжание Сеймура.

– Не говорите мне про Сеймура… Дайте лучше сигарету.

Я выполняю приказание и щелкаю зажигалкой. Дороти жадно делает затяжку, вероятно полагая, что это вернет ей бодрость, и, выпуская дым, запрокидывает голову.

– Эта проклятая жажда, жажда испытать что-то еще не испытанное, а потом и это забыть, поскольку оно уже испытано, и опять искать чего-то нового… Переезжаешь из города в город, чтобы избежать скуки, торопишься, так как тебе кажется, что скука преследует тебя по пятам, а на самом деле она тебя встречает, притаившись в темном углу каждого нового помещения: «Ку-ку! А вот и я!» Игра в прятки, занятная только до поры до времени. Пока не наступит усталость… А я уже на пороге старения, на пороге усталости, у врат спокойствия. И единственное, что меня удерживает от рокового шага, – это страх перед одиночеством…

Подняв голову, Дороти снова делает затяжку и смотрит на меня испытующим взглядом.

– Поедете со мной, Майкл? Так, не раздумывая?

– Зачем? Ради очередной игры?

– О, если речь едет о любви, то, поверьте, в эту игру я играла, и на крупную ставку; это с каждым когда-нибудь случается – играет, пока не обанкротится и не поймет, что играть в любовь напропалую – значит проигрывать. Хорошее и тут длится очень недолго, а за ним следует серия холостых выстрелов, потом еще раз что-нибудь ошеломит тебя маленько, и снова холостые выстрелы…

– И в итоге…

– В итоге разочарование и усталость, – прерывает меня женщина.

Уставившись в пространство, она как бы мысленным взором еще раз проверяет итог, о котором шла речь.