Большая собака

Аня Павловская стала востоковедом и вышла замуж за «нового русского», но не за деньги, а по любви. Собственно, она выходила замуж за парня с рабочей окраины Питера со справкой вместо аттестата. Мама – «богема», рождённая в уездном городке сплава брёвен и бумажного производства, была против «гопника». Против «быдла» была и старшая сестра Света. Папа не был против. Папа был в «разведке». Поэтому Аня вышла замуж в чём была – в августе, с паспортом в заднем кармане потёртых джинсовых штанов. Она так ничего и не сделала ни со шрамами от ожогов, ни с дефектами наружных половых органов. Потому что любят не за густые косы вокруг головы. А не любят – не за нечёсаный, спутанный, слипшийся сивый хвост. Сейчас у Ани трое детей, и она абсолютно счастлива в своей нереальной бесконечной взаимностью любви с фантастическим согласием в сказочном строении странной архитектуры где-то под Петергофом. В отличие от Светы, вышедшей замуж по расчёту. В человеческий расчёт вкралась исходная ошибка.

Марбумкомбинат выкупили итальянцы. Модернизировали производство бумаги, нагнали невероятное количество разной сухопутной и речной техники, но Настина поволжская бабушка уже давно была на пенсии. Она обходилась очень малым и уже не писала картин. Дочь – «богема» и зять-геолог перестали приезжать вовсе, а сын-инженер – «голодранец» выбирался очень редко и уже не привозил ни красок, ни московской колбасы. И, кажется, приходил в негодность гораздо быстрее матери. Автор понятия не имеет, открыли и поддержали ли очередные итальянцы очередной России очередного Куинджи, пусть и не южноукраинского, а поволжского, но зато автор точно знает, что почти всё женское незамужнее население уездного русского городка под Казанью вышло замуж, быстро нарожало русых и черноволосых, устойчиво голубоглазых, сероглазых и даже раскосых, как татаро-монгольское иго, детей, научилось варить пасту, спагетти и выпекать пиццу с чем только под руку подвернётся, включая «Завтрак туриста». Собака с поволжской бабушкой так и не случилась, как не случился больше и муж, даже итальянский. Девяносто пять потому что. Итальянцы столько не живут. Но бабушка – бывший шофёр всё ещё обслуживает себя сама, всё ещё доит козу и всё ещё варит себе тут же скисающие супы.