Большая собака

Все украинские граждане этой истории остались гражданами Украины. Все российские граждане этой истории остались гражданами России. Кроме сменившей случайное гражданство Насти Кузнецовой. Все собаки этой истории – ирландский сеттер Тимофей, лайка Буран, несколько глупых щенков и дворняжка Шарик давно зарыты.

Что стало с самой Настей Кузнецовой, автор сказать не может. Потому что понятия не имеет. Понятие можно иметь о реальных людях и реальных собаках, а Настя, в отличие от всех прочих героев рассказа о Шарике, – не более чем плод древа фантазии автора. Автора, так и не смирившегося с реализмом простых кувшинов, яблок, отбрасывающих классические неизменные тени, хотя любой художник и должен уметь их рисовать. С тёмными елями, хотя они всего лишь разновидность хвойных деревьев. С украинскими белыми грибами, хотя автор как-то раз лично собирал их в лиственном лесу где-то на границе Винницкой и Хмельницкой областей. И особенно с тем, что «мы жили так странно две тысячи лет»[71], что уже смирились с Вавилоном ума и забыли о всепроникающем, всевидящем, всем понятном языке общения бессмертных душ, не имущих гражданства и знающих, что на самом деле смерть не имеет особого значения. Смерть – это всего лишь очередная условная граница бесконечного пути.

Бессмертная история безо всяких «или» (Серый)

Лихо злое, держись стороною

От меня, от жены, от детей,

От моих путей.

Не коснись ни одеждой, ни телом,

Ни злосчастьем своим оголтелым

Ни меня и ни их.

И Всясвет сохранит,

Чтоб не в дальнюю даль,

И не в пыль у дорог

Не впечатался след

Твоих ветреных ног.

Отойди, схоронись и прощай.

«Заговор»

История эта бессмертна вовсе не потому, что автор полагает, что написал «Песнь песней» своей самонадеянности, актуальную и тогда, когда никто уже не будет помнить имя автора и последняя молекула его праха покинет Солнечную систему, и даже кварка не останется от автора в бездне вселенной. Вовсе нет. Цели и задачи автора куда более просты: проснуться в пять утра, полить пятнадцать кустов барбариса, посаженных мужем автора не то как дань авторскому детству, не то для воссоздания некогда дорогой автору атмосферы. Посмотреть на собственноручно посаженный мужем автора каштан, погрустить о том, что впервые зацветёт это прекрасное дерево лет эдак через пять. А пять лет для автора – это очень много. Потому что автор – обычный смертный человек. Точно такой же, как его смертные читатели. И, кто знает, может быть, лет через пять автор ослепнет и уже не увидит цветения белых свечек, оплывающих на ствол-подсвечник? Может статься, автор утратит обоняние и не насладится благоуханием долгожданных соцветий? Или вовсе завтра умрёт по той или иной причине, с тем или иным патологоанатомическим диагнозом. Так что автор начинает жить всё в один только день ровно в каждые пять утра – у нормальных ненормальных авторов это принято, вставать в пять утра.