Я иду к тебе, моя пташка по имени Большая Сплетня. Я — твой добрый хозяин. Я накормлю тебя, подсыпав отборного зерна.
Вот только где его взять?
Наблюдение дает свои плоды. Теперь я знаю, что Дана обедает в ресторане, расположенном наискосок от нашего офиса. Цены на бизнес–ланч там астрономические, заносчивые официанты, учуяв чужака, окатывают пришлого надменными взглядами, а чашка кофе стоит столько, сколько в обычной забегаловке целый литр!
Тем не менее пью свою чашку долго, с демонстративной неспешностью просматривая «Коммерсантъ». Тяну резину, поджидая ее. Планирую разговор.
«Можно подсесть к вашему столику?»
«Да, пожалуйста».
«Что вы думаете о…»
«Вас правда интересует мое мнение?»
Конечно, меня интересует кое–что другое, но:
«Может быть, встретимся вечером, обсудим подробнее?»
«Почему бы нет…»
Увлекшись разговором, мы не замечаем, как заканчивается обед. Оживленно болтая, поднимаемся на лифте в контору. По дороге боковым зрением ловлю потрясенные взгляды сослуживцев.
Терехин: «Кажется, наш пентюх заарканил райскую птичку!»
Губасова: «Между ними действительно что–то есть! А я не верила…»
Фирозов, тревожась про себя: «Надо бы обойтись с ним полюбезнее… На всякий случай!»
Лида: «Это я помогла ему! Это я придумала…»
Отвечаю ей в своем разбушевавшемся воображении: «Да, солнышко, это ты придумала, и я не забуду твоей услуги!» Став главой отдела или даже начальником департамента, я приберегу для тебя по старой дружбе непыльную должность. В знак моей неувядаемой благодарности. Ведь как–никак мы сто лет друг друга знаем! «Только не говори Дане о том, кто это придумал…» — «Конечно, не скажу, Игорь! Я ведь понимаю, какое расстояние теперь между нами, вижу глубину разделяющей нас пропасти!»
Наперсточная чашка уже выпита, а Якушевой все нет. Черная крепкая жидкость плещется в желудке, провоцируя голодный спазм. Подхлестнутое кофеином сердце сумасшедше колотится, как будто трясется в тревожном предчувствии.
Официант глядит сквозь меня стеклянным взглядом. Я заслоняю ему горизонт. Я закрываю ему солнце. Я мешаю ему спокойно дышать.
Ладно, ладно, ухожу… Оставляю в кожаной книжке меню чаевые — большие, слишком большие для меня. Подавись, сволочь! Когда–нибудь, уже очень скоро, ты будешь пресмыкаться передо мной, а я буду смотреть на тебя как на пустое место. Когда–нибудь это обязательно случится!
Ухожу, свернув газету небрежной трубкой. Она так и не пришла.
По дороге в офис набрасываюсь на черствую булочку, старясь не думать о том, что изюм в ней подозрительно напоминает запеченного в тесте таракана. Позже узнаю: начальство всем кагалом отправилось на деловую встречу — и Рыбья Кость, и Леди Ди, и Чигасов… День прожит зря!
Официанты смотрят на меня как на личного врага. Иногда — как на приблудную кошку, которую не гонят прочь лишь из жалости. Почему — непонятно, ведь народу в зале, несмотря на обеденное время, с гулькин нос. Наверное, своей куцей чашкой кофе я наношу удар по их самолюбию, поддержанному черными бабочками неудачливых пианистов. Нет ничего несноснее высокомерия лакеев!
Однако, хотят они того или нет, им придется смириться с моим присутствием. Я пью кофе, демонстрируя безудержное наслаждение. Но как я ненавижу этот кофе! Как болит от него желудок! Однако самоотверженно глотаю адское варево так, будто каждый глоток приближает меня к неведомой цели. Я хожу в ресторан до тех пор, пока в один прекрасный день не осознаю — прошла уже целая неделя, а я ни на йоту не приблизился к своей мечте.
Леди Ди появляется в ресторане вместе с Чигасовым. Щебечет самозабвенно, как тропическая птичка. Садится у окна, бросает официанту, поправив небрежность милым оскалом ничего не значащей улыбки: «Мне как обычно». При ее появлении хмурые лица подавальщиков зримо светлеют. Официанты носятся, как июльские мухи в полдень, тепля на лицах угодливые ухмылки.
В чем тут дело? В чаевых? Или в том, что им нравится обслуживать не хмурого типа в плохих ботинках, а хорошенькую девицу на острых каблуках? Или дело во флюидах уверенности, которые лучеобразно расходятся вокруг Якушевой? Которые пьянят их так же, как и меня?
Мне не удается перекинуться с Леди Ди словом или хотя бы обменяться взглядами. Она вполголоса беседует с Чигасовым, стараясь не нарушать молитвенную тишину в храме желудка (в храме моего больного желудка!). Я тщетно напрягаю слух. Газета дрожит в руках, а расфокусированный взгляд не в силах прочитать ни строчки.
Когда она протягивает кредитку, расплачиваясь за обед, я тоже заржавело подымаюсь из–за стола. Еще один даром прожитый день…
Ее замыленный взор равнодушно скользит по моей фигуре, скатывается по лицу, как лыжник по обледенелой горке, — не оставляя следа.
Терпение, терпение, терпение! А что еще мне остается?
Случайно, на повороте офисной лестницы, одним боком прижавшись к перилам, подслушиваю ее разговор с подругой. А вдруг они говорят обо мне? Вдруг?
— Сколько? — интересуется Дана.
— Двести пятьдесят.
— Светлые или темные?
— Светлые.
Нахмур светлой бровки, изгиб пухлой губы.
— Я бы взяла…