Он принял меня за охранника богатого завсегдатая этого гадюшника! Через секунду, парализованный собственным бешенством, выкатываюсь на улицу.
А вот ее автомобиль… Сейчас я… Она обязана меня узнать!
И она меня узнает.
— А, это ты! Привет! — Полуоткрыв объятия, Дана идет мне навстречу.
Обмякаю лицом.
Но она, проскользнув мимо, дружески обнимает какого–то типа в таких брюках, в которых я бы постеснялся чинить автомобиль!
Типичный хиппоза: сальные волосы по плечи, тесемка с бусинками поперек лба, вместо сумки через плечо — старый эмалированный чайник с цепочкой от унитазного бачка. В чайнике — пачка сигарет и разный мусор. Дорогая визитница, из которой торчат скомканные деньги, много денег.
— Моя прелесть! — произносит этот жуткий уродец, прижимаясь отвратительной щетиной к ее вожделенной щеке.
— Я сразу поняла, что это ты мне звонил.
— Я? Я не… Я вообще–то здесь случайно.
— Не важно… Сто лет не виделись!
Вертящиеся двери послушно пропускают внутрь странную парочку. Охранник как–то опадает плечами при виде хиппозы, являя собой высшую степень служебной почтительности.
А я, в дурацком костюме стоимостью в целое состояние, униженно подпираю стенку на улице! Если бы я мог, я бы взорвал целый мир, дайте мне только бомбу. Мне не жалко ни детей, ни стариков, ни кормящих матерей, ни кормильцев семейства. Мне никого не жалко, пока на свете царит подобная несправедливость! Кому нужен этот безумный мир, где давно не мытые хиппари с чайниками вместо сумок ценятся выше, чем прилично одетые молодые люди, талантливые и с большими амбициями?
В своем безупречном костюме я возвращаюсь домой, в свою берлогу. Вешаю обновку на плечики, убираю в шкаф. Я еще припомню вам этот костюм, господа!
— В костюмах туда не ходят, — просветил меня всезнающий Терехин, пыхнув в потолок слоистым дымом. — «Гейтс» — ужасно стильное место!
— А ты откуда знаешь? — буркнул я, подозревая престарелого донжуана в беззастенчивом вранье.
— По телевизору видел… Там собираются неформальные тусовщики. Если бы ты пришел туда в ночной пижаме с куриной косточкой за ухом, тебя приняли бы с распростертыми объятиями. Попробуй в следующий раз пижаму, очень рекомендую!
— Да пошел ты… — обиделся я.
— А я в такие места не ходок! — торжественно объявил Попик, обхватив себя за плечи толстыми сосисочными пальцами. — И потом, в городе море мест, где пиво дешевое, девки красивые и аквариумы вполне деловые стоят…
— Кстати, зачем ты поперся в это пафосное заведение? — поинтересовался Терехин.
— Одна девушка пригласила, — многозначительно проговорил я. — Ты ее знаешь…
— Кто, Лидка, что ли? Лилеева?
Тупоумный болван с единственной извилиной, патентованный идиот, утративший способность соображать! Как он мог подумать, что Лилеева и я… Что мы… Как он вообще догадался сопоставить нас!
Еле сдержался, чтобы не двинуть ему в ухо.
— Лилеева… — фыркнул нарочито небрежно. — Мы уже сто лет как разбежались…
В этот момент Лида шла мимо нас, сосредоточенно листая бумаги. Привычным движением поправила очки на носу. Ее напряженная спина говорила о том, что она прекрасно все слышит.
Ну и плевать! Вообразила, что у нее на меня какие–то права!
— А, так это та самая красотка, которая похожа на тропическую рыбку? — хихикнул Попик. В его устах любой звук, кроме чавканья, звучит неуместно, как будто хихикает ошкуренная туша мамонта, пролежавшая в земле пару миллионов лет. — Такая красивая… Якушева, кажется…
— Леди Ди? — вскинулся Терехин — недоверчиво и подозрительно.
Я смущенно потупился:
— Попик, я ведь, кажется, просил…
Терехин забегал глазами, не в состоянии вот так просто, за здорово живешь поверить в сногсшибательную новость — удивительную, сумасшедшую новость!
— Нет, правда?
Я покачал головой, изображая искреннее смущение и юношескую застенчивость.
Получилось хорошо. Большая, тяжело груженная телега Большой Сплетни наконец–то сдвинулась с места — еле–еле, чуть–чуть.
Пусть даже на миллиметр, но все же…
Рано я радовался. Единственная награда — заинтересованный взгляд Тамары, устремленный на мои сверкающие отраженным электричеством ботинки.
— Ромшин, где такой костюмчик оторвал? — Тамара иронически хмыкает, скосив безмужние глаза от карманного зеркальца, в котором изучает очередную морщинку, приобретенную в схватке с неумолимым временем. — Небось на Черкизовском рынке?
Подобные идиотские замечания я вообще оставляю без внимания!
Я выше этого.