Большая стрелка

— Хороша хата. Если бы на Сосьме я думал, что в таких апартаментах буду толковище вести, кореша бы решили, что с головой у Тимохи плохо, — улыбнулся томно положенец. — А я здесь. И фраера с башлями и властью передо мной стелются. И баксы в карманах шуршат. И тачка навороченная. И хата с евроремонтом, четырехкомнатная, которая секретарю обкома не снилась. И быков подо мной целый полк, да все не с перьями, а со стволами. И из мэрии городской ко мне втихаря за советом бегают. Хорошо?

— Неплохо, — кивнул Художник.

— Да вот только жаба давит, понимаешь. Проще надо быть. Гордыня — она от черта. Скромнее надо быть. Проще…

Одна из любимых тем старых авторитетов — о пользе скромности. Она — отголосок тех застойных лет, когда ни одному братану, сколько бы денег он ни нагреб, не пришло бы в голову нацепить на шею цепь толщиной в руку, купить «Мерседес» и пальцевать принародно — мол, я тут самый крутой. Тогда это означало одно — спалить не только себя, но и всю шайку. Однако времена меняются…

— Наш дом сам знаешь где, — постучал по столу указательным пальцем Тимоха.

— Отечество нам Царское Село, — хмыкнул Художник.

— А вот над этим лыбиться не надо, — укоризненно покачал головой Тимоха. — Зона для вора — это свято. Над этим не лыбятся.

— И в мыслях не было, — сказал Художник. Он никогда не разделял умиления воров по поводу зоны. Больше того, он бы с удовольствием сбросил на свою родную ИТК-6 нейтронную бомбу, чтобы жесткое излучение вывело враз там всех — и администрацию, и весь сброд, который злой волей народного суда был закинут туда. Никого ни на йоту не жалко…

— Э, за мысли не подписывайся. Мысли ох какие бывают… Ты чего с армянами не поделил?

— С армянами?

— Да. Несчастье в городе. Большого человека убили. Директора ликерки. Ашота.

— Читал. Из-за водки вон столько народу покрошили.

— «Эльбрус» — твой интерес. Или я запамятовал?

— Мой. И что?

— А то, что армяне считают — ты взял там слишком много. Слишком.

— Я взял? — Приподнял бровь Художник.

— Я тебе не в упрек, Художник. Я все понимаю. Племя молодое. Алчущее. Да вот только… Художник молчал.

— Гарик Краснодарский должен приехать. Рассудить вас, неразумных.

— Гарик? — недоуменно повторил Художник.

— Не слышал о нем? — спросил Тимоха.

— Что-то слышал.

— Он из новых воров. Его четыре года назад в Краснодаре короновали. Так что он вправе вопрос решать.

— Значит, к нам едет ревизор. Ну а ты что?

— А я что? Мое дело — общак собрать. И чтоб зоны в области были подогреты. Чтобы сыты, обуты там люди были. Кроме того. Художник, слишком тяжело тебе. Одному ликерку тянуть…

— Понятно, — кивнул Художник.

Недвусмысленный намек на участие в прибылях. Выпихнуть его оттуда Тимоха не мог, тем более был уговор, что комбинат достанется руднянской команде. А видеть, как такие куски да мимо рта пролетают, положенцу обидно. И уже забываться начало, кто такой Боксер был, и как он Тимоху прижал, и как авторитет его топтал, где только придется. Все забывается — и обиды, и благодарность. Остается только выгода. Итак, намек Тимохи предельно ясен: «Мы делим по-братски прибыли с завода, я решаю проблемы с заезжими варягами».

— А когда он будет? — спросил Художник.

— Завтра.

— На поезде?

— Обижаешь. Самолетом.

— То, что он армянами подмазанный, с самого начала ясно, так что какое решение будет — тут сомнений нет. Ну, а дальше что?

— За Гариком и закон. И сила.

— Ага, — согласился Художник. — Сила есть, ума не надо.

— Ты подумай, как вести себя, — посоветовал напоследок Тимоха. — Только думай не слишком долго.

— Я подумаю.

Теперь, когда Хоша исчез, все вопросы решались куда проще. Интересно, но пропажа Хоши никого не взволновала. Некоторые братаны попробовали поставить вопрос: куда делся главарь, но Художник быстро и четко поставил их на место. Родственников у Хоши, которых бы заинтересовала его судьба, не было. И милиция не горела желанием его увидеть. Вот только Галка, оставшись наедине с Художником, неожиданно сказала:

— Ты… Ты убил его, да?

— Ты что спрашиваешь, шалава? — грубо оборвал он ее.

— Я знаю. Чувствую.

— Жалеешь?

— Не знаю, — она задумалась. — Козел он… Но иногда бывал хорошим…

Она заплакала. Художник взял ее за плечи, встряхнул:

— Слушай меня внимательно. Если кому-нибудь проговоришься о своих умозаключениях — убью. Ты меня знаешь…

— Нет! Никому! — вдруг в порыве непонятной страсти она кинулась к нему, обвила его ногами. — Я тебя хочу, — зашептала она. — Я только тебя хочу!

В ту ночь она была в постели как бешеная… Гарик прилетел на следующий день после беседы с Тимохой. «ТУ-154» замер у здания аэровокзала. Из него потянулись цепочкой люди. Подмосковного вора в законе ждали встречающие — воровской положенец Тимоха и трое шкафов в камуфляже из охранного агентства. Гарик прилетел со своими подручными — одним невысоким, плотным, со сломанным носом, и другим — десятипудовым громилой.

Расположился он в трехкомнатном номере люкс гостиницы «Интер». Быки устроились в двухместном номере рядом. , В принципе, телохранители не особенно были и нужны Гарику — что может случиться с гостем? Ничего.