Большая стрелка

– Вот что, Никита Владимирович, – сказал он. – Я понимаю, тебе не до хлопот. С похоронами… Я все организую. О деньгах не беспокойся… Эх, уходят, уходят люди. Жизнь эта проклятая. У кого не выдерживает сердце…

– Кому в сердце стреляют.

Они опрокинули по большой рюмке. Водка была отличная.

– А я даже не поговорил с Костей по приезде, – вздохнул Гурьянов. – Черт, всегда кажется, что впереди много времени. А оказывается, время уже исчерпано. Все, остановка. Шлагбаум.

– Да уж. – Лупаченко налил еще водки.

– За что могли его убить? – спросил Гурьянов. – Ты же имел дела с Костей.

– У Кости было полсотни деловых партнеров. Знаешь, что такое посредничать в многоходовых финансовых операциях? Это длинная цепочка. Где-то происходит обрыв. Кто-то кидает тебя и уходит с деньгами. И деньги висят на тебе. Притом такие деньги, которые ты отдать не сможешь никогда. А к тебе приходит «крыша». Тебя вывозят за город и заставляют переписывать имущество, которое чаще всего не может компенсировать даже малой толики долга. Наконец, если нечего больше взять, тебя убивают. В назидание. Чтобы другим неповадно было. Вся эта система держится на том, чтобы было неповадно. Это тебе не государственный беззубый арбитраж, который налагает штраф в миллион долларов на фирму, у которой на счету сто рублей, и подставной директор гол как сокол. Бандитский арбитр доходит до самой сути.

– И кто ответит за все? – невесело спросил Гурьянов.

– Милиция вряд ли что найдет. – Лупаченко провел ладонью по своим седым волосам. – Хотя бывает всякое…

– Значит, забыть обо всем?

– Ты только самодеятельностью не занимайся.

– Да какая там самодеятельность? – развел руками Гурьянов. – Кто я такой?

– Бывает, люди в таких ситуациях начинают делать глупости… Против танка не попрешь, Никита.

Лупаченко не знал, что Гурьянов имеет отношение к Службе. По легенде полковник был мелким бизнесменом…

Гурьянов сел в кресло, прикрыл глаза. Боль опять нахлынула на него. Не физическая. Когда говорят, что болит душа, это очень точные слова. Это была именно боль. А еще полковник ощущал на себе неподъемную тяжесть, имя которой – горе.

Как пел Александр Городницкий:

И дом твой пуст и разорен,
И ты добыча для ворон,
И гривенник пылится на полу.

Что делать полковнику, прошедшему огонь, воду и медные трубы, который обнаружил: пока он сдерживал врага на дальних подступах, тот пришел к нему домой и разорил его?

Гурьянов выпрямился, встряхнул головой. Нет уж, пока он не добыча для ворон. И не скоро ею будет. У живых же есть свои долги. А долги надо оплачивать…

* * *

– Волк должен иметь острые зубы, братишка, – говаривал Зима, когда на него находило философское настроение. – Без зубов волк – это шкура с мясом. Зубы… У кого это ствол или кастет, у кого мускулы. А у меня… Вот он, мой зуб, – он быстро выкидывал вперед руку, в которой магическим образом появлялась финка.

Она перелетала от пальца к пальцу, совершала невероятные движения. Владел он финкой так же, как фокусник колодой карт.

– Попробуй, – предлагал он.

Художник пробовал повторить хотя бы одно из движений, и нож падал на пол. Но постепенно тоже начинал оживать. Ученик учился быстро.

– Запомни, перо – это самый уважаемый инструмент. Из пистолета шмальнет любой фраер, – напутствовал Зима. – Ствол – оружие для травоядных. Финка – зуб волка…

После случая с Бузой Художник так и не мог окончательно отойти. Иногда на него накатывали воспоминания. Он вспоминал лицо Бузы, радостный его оскал, когда тот заносил прут над головой. Вспоминал запах из его рта, и к горлу опять подкатывала тошнота. А вслед за ней приходила ненависть. Прошло уже полгода, но этот запах преследовал его.

С Бузой Художник не пересекался – они учились в разных школах, ходили по разным улицам. Но он неустанно рисовал в воображении тот момент, когда они встретятся. Что же будет тогда?

«Волк должен иметь острые зубы». Эта фраза Зимы засела в сознании. И однажды Художник решился. На кухне дома лежал тесак для резки мяса, и вид у него был угрожающий. Художник взял его и потратил целый день, затачивая до остроты бритвы.

Он не верил, что решится на следующий шаг. Но снова подкатывала тошнота, и снова всплывал оскал Бузы.

Художник был с утра как пьяный. Но он окончательно решил для себя, что час настал.

Вечером он подстерег Бузу в парке, когда тот развлекался на скамеечке с Нинкой из пятого дома по улице Гагарина. Она была известной на весь Дедов девицей, изгнанной из школы, стоявшей на учете в милиции, кожно-венерологическом и психиатрическом диспансерах.

Для Бузы вечер выдался удачный. Он вместе со своими прихвостнями обобрал пьяного в дым мужичка, возвращавшегося домой с зарплатой. Нинка тут же выманила у него часть добычи.

Они устроились на самом отшибе, где просторный парк спускался к реке. Художник дождался, пока они закончат свои дела. Нинке что-то не понравилось, она подняла визг. Буза ястребом налетел на нее, ударил несколько раз и отнял свои деньги. В результате она, в голос завывая и отчаянно матерясь, поплелась прочь.