Большая стрелка

– Брейк, парни, – подал голос дядя Леша. – Ну чего вы взбрыкнули? Давайте сядем, побазарим спокойно. И возьмем слова обратно.

Неожиданно его спокойный тон возымел действие. Блин, не застегивая пиджак и не отводя руку от пистолета под мышкой, уселся на диван и стал сверлить взором присутствующих. Он понимал, что наговорил лишнего, но на попятный идти не собирался.

– Пошли, Хоша, перекурим, – предложил Художник и почти насильно вывел главаря на крыльцо. – Закури, – протянул сигарету.

Хоша был в бешенстве. Руки его тряслись.

– Вот сука, падла такая! Я ему…

– Надо что-то решать, – покачал Художник головой. – С ним дальше нам не по дороге.

– Он ублюдок. Опустить его и прогнать в три шеи. – Хоша покачал головой. – Заложит ведь. Он же скотина подлая. По всем статьям нас заложит – и ментовке, и кому хочешь. Что делать-то?

– А ничего, – отмахнулся Художник. Он повернулся и зашел в дом.

Блин икал, вытирая рот, и тянулся к бутылке водки, стоявшей на столе. Он поднял глаза и напоролся на взгляд Художника.

– Блин, – произнес тот спокойно, – мы прикинули, что тебе пора отваливать из бригады, забрав свою долю. Мы не поскупимся.

– В общаке моих бабок немало? И кой на чего еще у меня право есть, – Блин приосанился. Он уже давно решил отвалить, и тут все неожиданно сложилось, как он хотел.

– Обсудим. – Художник присел напротив него на стул. – Вот только слова свои по поводу Хоши надо бы обратно взять. Нехорошо так.

– Ах обратно… – Блин задумался и засопел.

Из рукава рукоятка финки скользнула в ладонь Художника. Рывок – и острие вошло в грудь Блина. Ювелирно, точно в сердце.

Блин всхрапнул, качнулся, откинулся, дернулся и закатил глаза. Изо рта пошла кровь.

Художник посмотрел на остальных:

– Возражения есть?

– Ну ты и быстрый, – прошептал Башня зло…

* * *

– Сиди спокойно, не суетись, – напутствовал хозяина квартиры Влад, уютно устроившись в мягком кресле из черной кожи и положив ноги на телефонный столик.

– Что будет? Что будет? – не переставал причитать Леха, сидя на пуфике и раскачиваясь из стороны в сторону. – Они меня убьют.

– Не убьют, – отмахнулся Гурьянов. – Будешь вести себя тихо – не убьют.

Во взгляде Лехи были отчаяние и паника.

– Все Вика… Зачем я с ней связался? Чтобы за удовольствие так платить! Да провались она, тварь тощая. – Он всхлипнул. – Ну за что? Почему я?

– Правильно, почему ты, – кивнул Гурьянов. – Всю жизнь жил как у Христа за пазухой. Стриг купюры. Жрал икру, пил мартини, мял баб. И ни за кого, ни за что не отвечал. А тут дошло до проверки на вшивость. Пришли к тебе, надавили чуток, и ты лапки с готовностью кверху – всех уже продавать и предавать готов, лишь бы снова оставили в покое и ты опять жрал, пил, мял баб.

– Почему вы меня все время оскорбляете?

– Потому что ты предатель и трус, Лешенька.

– Почему я родился в этой дремучей, дерьмовой стране? Почему на меня все это свалилось? Почему? – все ныл и ныл Леха. – Все из-за шлюхи этой… Ох, Вика.

Гурьянов органически не переваривал предателей. И само слово «предательство» вызывало у него физическое отвращение. Вместе с тем так уж получалось, что довелось ему жить во времена, когда предательство стало почти нормой, когда предатели научились читать мораль и доказывать, что предавать хорошо, и оттого ненавидел их Гурьянов еще больше.

– Звони. И не трясись. – Гурьянов передал Леше трубку. – Говори нормально, чтобы они не насторожились. – Он нащелкал на аппарате номер.

На третий звонок послышался голос уже знакомого Виктора.

– Это Алексей.

– Леха, дружище! Ну как?

– Она здесь… В ванной.

– Значит, так. Задержи ее. Башкой ответишь, если уйдет. Слов на ветер не бросаем…

– Я понимаю.

– Хороший мальчик… Жди…

Ду-ду – гудки.

Леха отбросил трубку, будто змею, и снова закачался из стороны в сторону, как раввин на службе:

– Что будет? Что бу-удет?

– А будет так. Ты откроешь дверь. Вежливо улыбнешься. Пропустишь их в квартиру, – инструктировал Гурьянов. – А потом не путайся под ногами.

– Да, да…

– Возьми игрушку. Пригодится. – Гурьянов протянул Владу свой пистолет – единственное их оружие. – Контролируешь с лестничной площадки. Если чего – бей на поражение.

– Ты один справишься? – угрюмо осведомился Влад.

– А ты сомневаешься?

Влад кисло улыбнулся. Полковник – последний человек на земле, в котором он бы сомневался. Да вот только захваты так не проводятся. Сколько захватов и задержаний провел Влад – не сосчитаешь. Для захвата нужно несколько человек – сечь подходы, отходы. Во всяком случае, бойцов должно быть больше, чем преступников. Иначе начинается русская народная игра – стенка на стенку. Правда, нет такой стены, которую не разнес бы Гурьянов.

Вдруг Владу на миг стало дурно – в какую же историю он ввязывался. Но назад пути уже не было. И вообще, другого пути у него не было. Он сжал рукоятку пистолета и произнес как можно беззаботнее:

– Решено.

На лестничной клетке он присел на подоконник и стал наблюдать за стоянкой перед домом.

Они приехали через полчаса на скромных «Жигулях». Двое парней – сверху черт разберешь, но похожи на тех, которых сбивчиво, глотая слова, описал Леха.