Большая судьба

Рассказав нам о положении на фронтах, генерал достал из бокового кармана свежий номер газеты «Правда». Я и мои товарищи ни разу в своей жизни не держали в руках, не видели «Правды». В фашистскую Болгарию она не приходила и была запрещена под угрозой смерти. Забыв о голоде и холоде, мы вслух читали каждую строчку газеты — от «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» до телефонных номеров внизу на четвертой странице. Читал я, понимавший русский язык чуть больше своих друзей. И когда коллективная читка была закончена, я, по праву, положил газету в собственный планшет.

Генерал, познакомившись с обстановкой, принял решение:

— Пробиться в село Махлата, уничтожить гарнизон и за час до подхода карателей из других сел запастись продовольствием, а затем вернуться обратно в горы… Другого выхода нет!

Операция была назначена на следующую ночь. «Ночь — мать гайдука», — поется в нашей песне.

Двинулись, едва зашло солнце. Переход предстоял долгий — не меньше шести часов в один конец. Отряд шел гуськом, потом «партизанской цепью». В походное снаряжение, помимо оружия и боеприпасов, входили альпенштоки и веревки, которыми вытаскивали провалившихся в сугробы и ямы, заметенные снегом.

Фашисты не ждали нас, будучи уверенными, что Рила непроходима. Поэтому два форпоста перед селом нам удалось снять без шума — ножами и прикладами. Но на околице нас встретила автоматная очередь. Спустя минуту село было на ногах, хотя не засветилось ни одно окошко. Фашистские янычары выпустили в небо несколько ракет, давая знать своим соседним гарнизонам о нападении. Промедление было подобно смерти. Мы шли напролом. Главное — использовать растерянность и смятение врага… Неожиданно встречный ливень пуль прекратился. Захлебываясь, застрочили автоматы на центральной площади и прилегающих улицах. Что такое? Наших там нет!.. Бросок — и мы смяли полицаев. Нас обнимают, целуют, в радости и слезах, односельчане, увешенные винтовками, пистолетами! Это они, вытащив из подполья запасенное оружие, ударили врагу в спину и открыли нам ворота!..

Быстро, не мешкая, мы нагрузили сани продовольствием и трофеями. К отряду присоединились все мужчины и женщины, старики и дети: в селе не останется камня на камне, каратели превратят его в песок и пепел!..

Предстояло самое тяжелое, что не было предусмотрено планом операции: довести до лагеря тысячу человек, треть из которых малые да старые. Вне всякого сомнения, полицаи двинутся по нашему следу.

Командир оставил меня в арьергарде. Приказ был ясен без слов: биться и держать позицию, пока передняя колонна не проберется на бивак. В нашей группе остался и комиссар.

На рассвете, часов пять спустя, после того, как мы покинули село, над нашими головами прожужжали по-осиному пули.

…Начался неравный бой. Мы отстреливались, поднимаясь короткими перебежками в гору. Чувство времени было потеряно. Где-то около полудня вражеский огонь стих. Чуть выждав, отряд продолжил свой путь к лагерю.

Прошли метров двести. Вдруг слышу нечеловеческий вопль одного из разведчиков:

— Ложись!

И пулеметную очередь над самыми шапками… Враг неожиданно перерезал нам путь. Справа и слева — пропасть. Сзади и спереди — смерть.

— Комиссар! Поднимай партизанское красное знамя! Если умирать, то стоя! Отряд! В атаку!..

Прячась за соснами, идем в полный рост. Пули, дробя кору, вздымают желтую пыль. Какая-то внутренняя сила заставляет меня повернуть голову. И я вижу, как комиссар, перебегающий по правому флангу у самого края скалы, падает, сраженный пулей. Красное полотнище знамени падает на его голову, грудь и исчезает вместе с ним в пропасти.

Тогда я достаю из планшета «Правду», развертываю ее как знамя, вырываясь вперед на прогалину, открытую врагу.

— Вперед, за свободу, за комиссара!

И чудо. Полицаи не стреляют. Молнией меня осеняет мысль: «Думают, сдаемся. Приняли газетный лист за белый флаг капитуляции».

— Не открывать огня! — передаю по цепочке. — Руки поднять вверх! В тридцати метрах по моей команде бросать гранаты!

…Что ж, хитрость удалась!.. Пробились мы!..

Вечером дотянулись, вернее, доползли до лагеря. А там меня ждала уже не одна жена. Ждала и дочка!

Имя ей дали всем отрядом. «Правда» спасла отца от неминуемой смерти. Значит, дочери быть Правдой.

— Вот она, наша история, — задумчиво, далеким-далеким голосом закончил свою повесть Стоян Русев.

И мне подумалось, что в эти минуты он не со мною, за столом, а стоит там, на вершине Рилы, в партизанском гнезде, в орлиной стае народных борцов, со своей нежной Да́нкой, верной на жизнь и на смерть подругой, и малым синеглазым птенчиком, названным именем Правды.

Такова история! Она героичнее мифа! Свободолюбивые люди бесстрашным подвигом своим овеяли Рилу легендарной славой, которая ее возвысила над всеми Олимпами!..

1958 г.

Растет и молодеет