Большая судьба

Однако он знал, что это лишь капля в море, и сильно огорчался. Нервно расхаживая по своему маленькому кабинету, он думал: "Когда же наступит настоящий день и русское мастерство покажет себя во всей силе?".

Вскоре Аносова избрали почетным членом Московского общества сельского хозяйства и наградили за усовершенствование производства кос золотой медалью, но это нисколько не разогнало его тоски.

"Мне медаль, а иностранцам - Россия на расхищение! - с обидой думал он. - Не верят в силу и в таланты своего народа".

В тяжком раздумье он подошел к зеркалу. Глаза его расширились от удивления: на висках Павел Петрович заметил первый седой волос.

"Рано-то как! - взволнованно подумал он. - А впереди еще ждет очень большая работа!.."

Глава третья

ТРУД - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО!

Дни и ночи Аносова проходили в напряженном труде и размышлениях, а его семья по-прежнему не переставала нуждаться в самом необходимом. Откуда было раздобыть денег, если Павлу Петровичу платили меньше, чем немецкому мастеру. Когда-то Эверсман получал 2100 рублей серебром жалованья, превосходную квартиру и обильные кормовые. В Златоусте русские мастеровые про него говорили: "Живет у нас в городке воевода на великом кормлении!".

Аносову в год жаловали за службу 1257 рублей 90 копеек. Но горный инженер меньше всего думал о деньгах.

Как-то Татьяна Васильевна, раздраженная вечной нуждой, вспыхнув, словно порох, сказала:

- Когда же мы будем жить без дум о завтрашнем дне? Для кого ты работаешь?

Павел Петрович укоризненно посмотрел на жену и спокойно, но твердо сказал:

- Милая моя, разве я из-за денег отдаюсь работе? Погляди, как стараются простые мастеровые. Не из-за куска хлеба и порточной рвани они отдают силы!

Татьяна Васильевна покраснела, ей стало стыдно:

- Прости, Павлушенька, погорячилась...

Он не сердился. Знал: трудно ей, очень трудно. Взял ее руки и поцеловал:

- Труженица, хлопотунья моя...

Аносов весь отдавался труду, был терпелив ко всем, но одно всю жизнь ненавидел - лентяев, прихлебателей, людей, работающих с оглядкой. Он страдал, глядя на ухищрения ленивцев.

Однажды Павел Петрович пришел домой злой, раздраженный. Сбросив фуражку, он нервно зашагал по столовой.

- Что с тобой? - обеспокоенно спросила Татьяна Васильевна. Что-нибудь случилось на прогулке?

Синим рассветом Павел Петрович уходил на прогулку. От дома начальника горного округа к заводу вела дорожка. Древний столетний дед Потап каждое утро деревянной лопатой сгребал снег в высокие валы. Приятно было пройтись по скрипучему снежку, полюбоваться сверканьем снежинок в синеющих на заре сугробах и поговорить со стариком. Неделю тому назад Потап скончался. Контора поставила на его работу крепкую, смуглую женщину с крупными чертами лица и наглыми глазами. Она до отвращения не любила труд.

- Ты только подумай, - гневно рассказывал Аносов: - Я час сидел и смотрел, что она делает. Эта ленивица придумывала всякие поводы, чтобы только не сгребать снег. Все ее помыслы были направлены только на одно как бы не сделать лишнего движения. Как это можно? Нет, милая, я так не могу! Наш человек работает, как песню поет. Легче и приятнее работать, чем так паразитствовать. Убрать, убрать ее...

Расстроенный Павел Петрович ушел на завод, и только в литейной, где все работали в полную меру, он успокоился. Приятен был вид литейщика Швецова, когда после напряженного труда он блаженно утирал со лба обильный пот и говорил размягченным голосом:

- Эх, и похлопотал всласть, - от души, от сердца!..

В других цехах было иное: мастера работали по-разному, выполняя "уроки". Русские работали во всю силу, а для иноземцев нормы были занижены.

Раньше Аносов проходил мимо несправедливости, стиснув зубы. Став начальником, он ото всех требовал добросовестной работы.

Павел Петрович долго сидел над урочным положением, проверял его в цехах, и, наконец, оно вошло в силу.

Русские мастера ковали по девять-десять саперных клинков в смену, а норма в "урок" составляла восемь клинков. Труд спорился в их крепких руках! Золингенцы отставали от русских.

- Нельзя нас сравнивать с мужиком, - кричали они. - Мы не привыкли так! Будем жаловаться. Русский мужик есть грубый человек, а мы есть люди высокого мастерства!

Иноземцы, действительно, принесли Аносову жалобу. Павел Петрович с огорчением прочел заявление золингенцев о том, что немыслимо отковывать восемь клинков в день. Чего только не приводили они в свое оправдание: и сталь негодная, и уголь мокрый, грязный, и браковщики строгие, и фабрика от такой нормы пострадает.

Аносов решил не уступать. Он сел писать ответ золингенцам, когда в кабинет вошел старый кузнец.

- Ну как, тяжело? - озабоченно спросил его Павел Петрович.

- Не легко, но как же иначе? - удивленно сказал тот. - У нас молвится: на полатях лежать, так и ломтя не видать! Лень мужика не кормит. Труд, Петрович, благостен! Бездельное железо ржа ест! Так ли?

- Твоя правда, - согласился Аносов и забросил словцо: - А что если, скажем, установить для иноземца один урок, а для русских иной? Ну, скажем, поболе?

Инженер попал в больное место. Кузнец развел руками и сказал резонно;