Большая судьба

Вот шпажные клинки, но какие они бедные и жалкие по сравнению с древними булатами! Откуда они? Павел Петрович вгляделся и узнал работу золингенских мастеров. По всей вероятности, клинки были вывезены из Золингена и украшены позолотой здесь, в Златоусте. Рядом два охотничьих ножа с позолотой немецких мастеров братьев Шааф. Сколько разговоров о сих мастерах! Однако искусство их бледно и скудно.

Аносов разочарованно сидел над золингенскими клинками и с обидой думал: "Но где же клинки наших русских мастеров?". Их в кабинете начальника не хранили.

С горькими думами Павел Петрович вновь обратился к древним восточным булатам и стал внимательно исследовать сплавы.

Давно над горами легла темная ночь. На заводской каланче часы пробили полночь. Склонясь над булатами, Аносов при мерцании высоких свечей разглядывал их в увеличительное стекло, травил кислотами.

По заснеженному двору прошел сторож с колотушкой. Поглядывая на освещенное окно, он вздохнул и сказал ласково:

- Всё сидит, неугомонный! Ах, Павел Петрович, родной ты наш, разве справишься против злой хмары!

Всё на фабрике находилось в руках немцев. Они захватили в свои руки литье стали, ковку и полировку клинков, выработку ножен, литье эфесов и особенно прочно засели в украшенном цехе, считая себя лучшими позолотчиками-граверами. Все они были приглашены для обучения русских мастеровых, но тщательно оберегали свои "тайны". Однако справиться с работой они не могли. В минувшем, 1817 году надлежало отковать, закалить, отточить и отшлифовать 30 000 разных изделий: кирасирских палашей - 4000, драгунских - 4000, сабель гусарских и уланских - 4090, тесаков - 18 000. Начальник Златоустовских заводов Эверсман много суетился, устраивая своих земляков, но оказался совершенно беспомощным в организации труда. Государственное задание не было выполнено: всего отковали и закалили немногим более 10000 клинков. Отшлифовать и отточить их не успели, между тем на производство клинков истратили огромные суммы. В департаменте горных дел всполошились и срочно снарядили в Златоуст комиссию для выяснения причин столь позорного провала. Комиссия прибыла на Урал, и первое, что бросилось ей в глаза, - царивший на фабрике беспорядок. В докладе так и записали, что причиной всему "совершенное отсутствие фабричного порядка, коего на 1 октября 1817 года не было ни малейшей искры".

Эверсман, однако, не сдался. Хотя его и отстранили от работы в Златоусте, но он добился в Санкт-Петербурге сохранения за ним полного оклада пенсии, а не половины, как обычно получали все простые смертные. За свои "заслуги" иноземец получил пять тысяч рублей жалованья и три тысячи на столование. В департаменте не пожалели казенных денег для проходимца.

Павел Петрович до назначения много раз бывал в украшенном цехе и присматривался к работе мастеров. Они по преимуществу украшали холодное оружие: шпаги, сабли, кавказские кинжалы, охотничьи ножи, мечи, навахи, турецкие ятаганы, медвежьи топорики. Отделка производилась золотом и серебром, татуировкой, синью и воронением, чеканкой и резьбой. Так создавались красивые рисунки. Рука русских мастеров стремилась оживить металл, но холодные и равнодушные иноземцы заставляли их работать по трафарету и категорически запрещали ставить свои литеры на гравюре...

Аносову хотелось помочь златоустовским граверам, но каждый раз старший из Шаафов надменно выпроваживал его: "Вам нечего смотреть, молодой человек. Это может понять только художник!". На сердце горела жгучая обида, но Аносов знал, что только выдержка поможет ему одержать победу. Он должен разоблачить немцев и вывести на светлый путь мастерство русских граверов!

За окном снова раздался стук сторожевой колотушки, свеча догорала; пора было идти домой. Аносов нехотя отложил булаты, загасил огарок и в потемках вышел из кабинета...

Зимнее солнце щедро слало золотые лучи, и от этого еще беднее и безотраднее казалось низенькое помещение цеха, где в страшной тесноте работали граверы, насекальщики, резчики по дерезу и кости - украшатели оружия. Посредине цеха на тесовом полу стоял медный котел с ядовитым раствором. В клубах испарений белело худенькое лицо мальчугана; он медным ковшом черпал раствор и поливал клинок, на стальном поле которого был награвирован рисунок. Вредные для здоровья пары вызывали кашель у мастеровых.

Аносов перешагнул порог, и у него запершило в горле, а через минуту на глазах навернулись слёзы.

- Ты, батюшка, смелее. Привыкай! - обратился к Аносову старик в больших очках. - Бывает хуже.

Голос старика был глуховат, а глаза - добрые. Он улыбнулся Павлу Петровичу:

- Рады, батюшка, твоему приходу. Теперь и мы осмелели. Полюбуйся нашим мастерством! - он провел Аносова к столу. Косые лучи солнца потоком падали на рабочее место, где на доске лежали несложные инструменты мастера: три шпильки - костяная, черного дерева и тонкая стальная.

Перехватив любознательный взгляд Аносова, старик пояснил:

- Ими и наносим растушовку и штриховку, батюшка.

Мастер показал нож, на светлом фоне его был выгравирован охотник, стреляющий в крохотную белку.