Большая судьба

Павел Петрович взял самоцвет, наклонился над срезом, и сразу заиграло на сердце. Казалось, перед ним раскрылся родник, ясный и прозрачный до самого дна. А вода в нем - голубоватая, студеная, - такая, от которой при питье ломит зубы. А вот рядом - тонкая травинка, и на берегу - кромочка желтого песка, озаренного солнцем. Тишина, покой наполняли этот хрустальный мир...

- Видишь, господин, что делает терпение! - радостно сказал мастер. Гранильное дело такое - терпение да терпение; и любовь, конечно. Когда самоцветик упорствует, я разговариваю с ним по душевности, - он скорее тогда поддается... Недаром в песне поется:

Уросливы, привередливы,

Не ко всем идете в рученьки,

Обойдете бесталанного,

Обойдете несчастливого...

Шустрый старик гранильщик и сам, как самоцветик, весь сиял и радовался своей работе. Его счастье развеселило Аносова, он улыбнулся и сказал:

- Ну, старина, жить тебе еще лет со сто да украшать своими камнями-самоцветиками человеческую жизнь!

- Спасибо на добром слове, родимый мой! - отозвался мастер, теплыми отцовскими глазами провожая Аносова...

Уехал из Екатеринбурга Павел Петрович со странным чувством пустоты. Город с наступлением темноты погружался в безмолвие. Ни огонька, ни звука. Только караульные сторожа исправно колотили в чугунные била; тяжелые, мрачные удары разносились над городом. Исправно храпел будочник. Так было в городе на Исети еще во времена начальника сибирских заводов Татищева, так осталось и теперь. Лишь в грязном зале гостиницы, освещенном сальными свечами, шумели торговые тузы, горные чиновники и пестрое окружение их. У большого стола с зеленым полем то и дело раздавалось: "Угол!" - "Дана!" "Бита!" - "На двенадцать кушей!" - "По тысяче очко!". Груды радужных ассигнаций и золота громоздились перед банкометом, который дымил вонючей сигарой...

Всё осталось позади. По лесной дороге Аносов возвращался в свой любимый Златоуст. И когда кони вынесли его к шумящей горной речонке, он приказал ямщику остановить тройку, вылез из экипажа и освежил лицо холодной водой.

- Как хорошо дышится! - облегченно вздохнул он.

И темные, косматые горы, и синее, усыпанное звёздами небо успокоили его. Прислушиваясь к шуму вековых сосен, он прошептал:

- Ропщет Урал-батюшка, сердится...

Ямщик, услышав слова Павла Петровича, весело отозвался:

- Из века так, барин! Но нет краше и милее сердцу нашего края. Богат и просторен! Э-ге-гей!.. Слышь, как эхо загудело в горах? - Ощерив крепкие, волчьи зубы, он богатырски гоготал. Ему отвечали дремучие дебри.

"Силен человек! - подумал о ямщике Аносов. - Могучий Камень и людей взрастил железных!" - Он поудобнее устроился в экипаже и под звон колокольцев скоро уснул.

Глава седьмая

ГЕНЕРАЛ ГЛИНКА И АНОСОВ

В октябре 1836 года Дитерикс был уволен по болезни в отставку, и по высочайшему указу в марте 1837 года главным начальником горных заводов Уральского хребта был назначен свитский генерал-майор Владимир Андреевич Глинка.

Про него старые горные инженеры в Златоусте говорили: "Ну, этот покажет себя! Страшен! Жесток!".

Вскоре генерал дал знать о себе: в канцелярию Златоустовского горного округа из Екатеринбурга прислали образцовые шпицрутены при казенном пакете за сургучной печатью.

В первую минуту Аносов предположил, что это шутка, но, вскрыв конверт, увидел бумагу, в которой строго предписывалось озаботиться изготовлением трех тысяч шпицрутенов по наглядному образцу. Павел Петрович с брезгливостью взглянул на гибкую лозовую палку длиной в сажень и с возмущением приказал:

- Уберите немедленно!

Но грозовая туча подошла к самому порогу.

Когда сошли снега и отшумели талые воды, по просохшей дороге примчался на взмыленной лошади курьер. Доскакав до Златоустовского завода, он соскочил с седла и гулким военным шагом направился в кабинет Аносова. Без всяких предисловий курьер объявил:

- Ваше высокоблагородие, начальник Уральского хребта изволит вскоре сюда прибыть. Благоволите достойно встретить! - Он щелкнул каблуками, повернулся и, звеня шпорами, вышел.

Сердце Аносова болезненно сжалось: он почувствовал, что сюда, в его маленький неказистый кабинет, протянулись жестокие руки царя Николая. Отправился на квартиру, переоделся в парадный мундир и в сопровождении горных чинов на тройке поспешил к границам округа. Тем временем в Златоусте всех охватила небывалая суматоха. Началась она с квартиры Аносова, где взволнованная, раскрасневшаяся Татьяна Васильевна металась по комнатам. Ей нужно было успеть подготовить обед и справиться с нарядами.

- Ах, боже мой, что же это будет? Ведь он свитский генерал! Он любит утонченность в нарядах и в обращении! - поминутно восклицала она.

Суматоха перебросилась в город. Мастеровых немедленно переобрядили, построили на площади в батальонные шеренги. Командир роты, он же и начальник плац-парада, покрикивал:

- Главное, чтобы ни гу-гу! На месте замереть! Строй - святое место! Эй, ты, что пузо выпятил? А ну, подтянись! - голос красноносого подпоручика звучал резко и властно.