У каждого из ребят были свои заботы и беспокойства, и отец садился среди них, выслушивая мечты каждого.
Но и среди семьи Аносов не мог оторваться от своих горнозаводских дел.
«Пора, давно пора, отправляться в Барнаул!» — озабоченно думал он, поглядывая на окна. На улице перестал моросить дождик, выглянуло солнышко, и всё стало выглядеть по-иному.
Наконец наступил долгожданный день, когда Павел Петрович смог отправиться в долгий путь. Миновав томскую тайгу, он выбрался в степи. Необъятные просторы открылись перед ним. Всюду шумели березовые перелески, около них раскинулись цветущие луга и бесчисленные озёра талой воды. Весна стояла в полном разгаре и щедро украшала землю: золотые горицветы, пушистый лиловый сон, белые крупные цветы ветреницы, бледно-желтые стройные мытники, высокие красные медовики пестрили волнующийся на ветру ковыль. На речках и обширных озерах шумело несметное количество перелетной птицы, — непуганая и оживленная, она не боялась людей. Утки разнообразной окраски, заслышав звук колокольчика несущейся тройки, выходили на дорогу и поднимались из-под самых копыт бешеных коней. Сотни гусей на глазах спускались в ильмени, дупеля и бекасы беспрестанно с шумом вылетали из болотных трав.
— Гляди, гляди, барин! — показал ямщик вперед.
Аносов взглянул и замер от восхищения. Пара серых журавлей с азартным криком и с распущенными крыльями билась со степным кречетом в двух шагах от большой дороги. Ямщик свистнул, щелкнул кнутом, но птицы, увлеченные схваткой, не разлетелись. Кречет быстрым и сильным взмахом крыла опрокинул самку, но самец журавль, испуская гортанные крики, ринулся на хищника. Ямщик незаметно повел вожжами, и пара горячих коней свернула на пернатых бойцов. Закружилась пыль, и прямо из-под копыт резвых скакунов взмыл перепуганный кречет, журавли разбежались в стороны. Бородатый ямщик весело блеснул крепкими белыми зубами и задорно выкрикнул, показывая под облака, где парил стервятник:
— Что, разбойник, не досталась добыча?
Аносов почувствовал прилив сил и бодрости:
— Эх и просторы! И дышится так сладко!
Вот и Иртыш — могучая сибирская река. Привольно раскинулась она среди цветущей степи. Как сильный, но укрощенный зверь, бережно несла она старый паром, сделанный из лиственниц. Аносов стоял на корме и любовался закатом, догоравшим в степи. От места переправы до Омска оставалось не более пятидесяти верст, и кони неутомимо мчались вперед. Закат погас, над степью трепетно заблестели звёзды. Надвигалась тишина. Аносову захотелось побыть среди степного безмолвия, среди свежих трав, под темным весенним небом, и он велел ямщику остановить тройку. Сильная рука разом осадила коней. Они долго не могли успокоиться: храпели, рыли копытами землю и сердито ржали. Но, видно, и их охватила сладость ночного отдыха. Ямщик распряг резвых бегунов, снял с них колокольчики и погнал в степь. Из-за кургана взошел месяц и золотистым сиянием осветил дальние озёра. Хорошо было лежать на раскинутом ковре, вдыхать в себя аромат ковыля и прислушиваться к затаённым шорохам ночной степи! Поблизости запылал костер, ямщик подбросил охапку старых трав, и огненные языки весело заплясали, раздвигая тьму. Потом он улегся у костра и, потягиваясь до хруста в костях, вымолвил:
— Эх, барин, жить бы нам да жить годов сто! В такую ночку самое худое забывается!
— Что правда, то правда! — согласился Аносов. — В такие ночи и спать-то стыдно.
— А всё же и вздремнуть не грех, — сказал ямщик, повернулся на бок и сразу захрапел.
«Здоров!» — подумал о нем Павел Петрович и позавидовал бородатому крепышу, что тот быстро обо всем забыл и теперь наслаждается покоем…
В Омск приехали ранним утром. Тих и безмолвен был серый деревянный город, тянувшийся по обоим берегам Оми, впадающей тут же в Иртыш.
Аносов с любопытством осматривал старинный городок — резиденцию западносибирского генерал-губернатора. Многое сохранилось тут от воинственной старины. Вот отсюда расходятся укрепленные линии — Горькая и Иртышская, на левом берегу Иртыша еще высился Маякский редут, построенный для прикрытия менового торга, который производился купцами с казахами Средней Орды. Невольно на память Павлу Петровичу пришли слова наставления, в котором писалось: «Коль скоро киргизы приедут для торга, то на башне редута бьют в барабан, и тогда приехавшие из Омска купцы с товарами собираются для торга…»