– Потому что имеет право не очень нас любить. Я сейчас вспоминаю… его случай. Они с отцом во времена Первой чеченской развозили хлеб по районам. Там передвигаться было нельзя, но были у нас такие между собой исключения. Тем более когда хлеб везут на сотни семей. Там блокпосты были везде, но все всех знали. Вот через полгода сменка произошла, новые, молодые заехали. Там как-то так получилось, что бедолаг на смене не предупредили о том, что есть исключения. И представь, летит в пять часов утра буханка через лес, думает, что пропустят, а те тоже растерялись и давай по ней с автоматов шмалять. Слетела с дороги, перевернулась, живой остался парень, но застрял в машине, бензин, огонь… кое-как вытащили. Он из ополченцев.
– Значит, имеет боевой опыт! Я про это и говорю вам, а вы не слышите. Ненависть к стране… – влез Касим.
Тем временем в избушке тренер продолжал рассказывать:
– Короче, живу вот полгода один. Даже подумал однажды, что лучше себя… Ну… Того. Астахфирулла! Хорошо, что быстро вернул башку в нормальное состояние. А потом услышал про Большую Суету и понял, что это, короче, мощный способ сказать, чтобы меня услышали. Чтобы с этого шакала спросить. Теперь не знаю, есть ли вообще от этого польза…
– Есть, – сказал Шамиль будто сам себе. – Польза есть всегда, когда указываешь на несправедливость.
Валерия взглянула на него настороженно, поскольку понимала, что эта тема касалась лично его.
– Ай! – вскрикнула Натали, уколовшись. Валерия протянула руку, и блогерша наконец отдала ей штаны Муртуза.
Громко вздохнув, Юсуп сказал:
– А я собирался в тот день, когда мы сюда залезли, себя… В тот день утром я решил, что пора все поставить на свои места, признаться в своих чувствах, – и пошел в театр. Получилось все не так, как я ожидал. Совсем не так. Охрана, которую попросили меня не впускать, я, который выпил лишнего, и она, не готовая меня услышать. Так и получилось то, что получилось. Оказавшись в луже у служебного входа в театр… в свой родной театр, в котором я проработал почти двадцать лет, я подумал: «Все. Хватит. Финита ля комедия». Пошел на Черные камни, смотрел на море, размышлял, подводил итоги жизни… Если подумать, я прожил довольно яркую жизнь: в ней было все. Слава, путешествия, борьба. Все, кроме любви. – Он замолчал, задумался и некоторое время о чем-то думал, а потом продолжил: – Извините, отошел от темы. Я смотрел на море, камни и как-то близок был к концу. Затем услышал, что едет поезд. В нем люди, они смотрят на берег, на тех, кто гуляет, машут руками, и я решил дождаться, пока он уедет, не хотел, чтобы они увидели… Вдруг там какой-нибудь ребенок… Уехал поезд, а за ним идет женщина. Прямо по рельсам. Она была далеко, но, кажется, я поймал ее настроение – чувство полного одиночества и в то же время свободы. Свободы от всего и от смерти тоже. Ведь все-таки есть что-то опасное в том, чтобы идти по железной дороге, что-то рискованное… Я себя чувствовал наоборот: вроде как свободен, готовый к гибели… но заперт, придушен, закован в призрачные цепи. А так хотелось вздохнуть. Я увидел в этой женщине некий символ, знак того, что надо попробовать еще немножечко пожить, и увидел в этом дереве причину, способ сделать все и сразу: показать масштаб своих чувств и обречь себя на муки. Я рад, что сумел понять этот символ – «женщина на рельсах»… Есть что-то такое в железной дороге… – Юсуп смотрел вдаль и пытался подобрать правильное слово. Он не знал, что в избушке напротив него сидит человек, для которого железная дорога всегда была символом…
– Бесконечное, – продолжила его мысль Валерия. – Не видно начала и конца. Она состоит из тысяч частей, рельсов, шпал, и при этом она единая.
– Да, – удивился Юсуп. (По правде говоря, удивился не только он. Валерия впервые сказала что-то откровенное, пусть и туманное по смыслу.)