Но вместо того, чтобы отправиться на via Consiglio, где еще днем приметила прекрасный рыбный ресторанчик, она отправилась на лестницу Вергилия. Села на теплую мраморную ступеньку, уставилась на море. Так и буду сидеть, сердито думала она. Как дура. Пока не замерзну. И даже если замерзну, все равно, наверное, буду сидеть. Дурам так положено.
Когда в кармане блямкнул телефон, она несколько минут демонстративно игнорировала это событие. Как будто отправитель сообщения мог узнать, сразу она его прочитала, или нет. Полезла в сумку за фотоаппаратом. Зачем-то сфотографировала море. Немного подумала и стерла – я же решила, никаких пейзажей. Убрала фотоаппарат. Достала сигарету, повертела в руках, поискала зажигалку. Закурила. И наконец вынула из кармана телефон – так осторожно, словно он мог ее укусить. Прочитала: «Расскажи мне, как ты живешь». Ответила: «Хорошо». Спрятала телефон обратно. Подумала: а действительно, как я живу? Вот так, в двух словах, и не расскажешь. И слишком поздно осознала, что чертов телефон снова у нее в руках, номер набран, и гудки пошли, так что отменять вызов уже как-то глупо, черт, черт.
– «Расскажи мне, как ты живешь» – это название мемуаров Агаты Кристи, – сходу выпалила она, когда бесконечно далекий абонент взял трубку. – Вернее, не мемуаров, а записок о жизни в археологической экспедиции…
– Я знаю, – согласился бесконечно далекий абонент. – Как раз недавно читал. Так что цитата осознанная, а не случайная. Но смысл вопроса это не отменяет. Мне, правда, интересно, как ты живешь.
– Я по-разному живу. Слишком хорошо, чтобы это было похоже на правду, – сказала Рита. И неожиданно брякнула: – Слишком плохо, чтобы честно тебе об этом сказать.
Прикусила язык: молчи, дура, молчи! Но
– Кажется, мне ужасно тебя не хватает. Только сейчас это поняла.
– Ничего, лучше поздно, чем никогда, – сказал бесконечно далекий абонент. – Мне тоже тебя не хватает. Мягко говоря. И как мы будем выкручиваться? Потому что я обратно не поеду. А если даже поеду, ты сама не обрадуешься. В Москве у меня резко испорится характер. Я от нее отвык и привыкать по-новой не готов.
Рита хотела ехидно заметить, что хуже, вроде, уже некуда, но вместо этого почему-то согласилась:
– У меня самой он там портится.
– Зато в Италии он у тебя, похоже, улучшается. По крайней мере, на Адриатическом ее побережье.
– И не говори, сама поражаюсь.
– Не хочешь проверить, как на него повилияет Германия?
– Давно уже хочу, – честно сказала Рита. – Но ты не зовешь.
– Сперва некуда было звать. Да ты сама знаешь. Я первый год вообще у родителей жил, на стенку лез, даже вспоминать не хочу. Потом еще пару лет с места на место мотался. А когда все наладилось, ты писать почти перестала. И я так понял, что звать бессмысленно. Рад, что ошибся… Слушай, а давай я тебе перезвоню. А то разоришься.
– Мне по фигу, и так, и так роуминг. Ты лучше рассказывай, что именно у тебя наладилось, и каким образом оно это сделало?
– Между прочим, благодаря тебе, – многозначительно заметил бесконечно далекий абонент.
– Это как? – Изумилась Рита. – Я в твои дела лезть давно зареклась и с советами не совалась, точно помню.
– А не в советах дело. Просто ты однажды мне рассказывала, как в юности ездила в Эрфурт. И там случайно нашла кафе «Rotten Elefant» – мимо проходила, название понравилось, зашла – и пропала, влюбилась навек. Потому что «Красный слон» – лучшее кафе в мире. И невозможность завтракать там каждый день причиняет тебе непереносимые страдания.
– Причиняет, – согласилась Рита. – «Красный слон», о да. Идеальное кафе. Безупречное. Я и сейчас так думаю, хотя повидать успела немало… И что? Ты там был? Вкусил сливового пирога и получил просветление?
– Что-то в этом роде… Можно, я расскажу по порядку?
– Конечно. По самому упорядоченному порядку. Пожалуйста.
– Я, видишь ли, от тоски, ну и чтобы в родительском доме не сидеть безвылазно, пристрастился путешествовать по Германии. Сперва автостопом…
– Круто! – Обрадовалась Рита. – А разве там можно автостопом? В смысле немцы, что ли, берут пассажиров?