Большая телега

Должно быть где-то здесь, — упрямо повторила я после того, как шесть раз обошла площадь по периметру, сунув нос во все открытые двери и тщательно изучив закрытые.

Потом я села на ступеньку чужого крыльца и расплакалась, впервые за… а даже и не знаю, за сколько лет. Во всяком случае, в школе я уже точно не ревела, ни разу за все годы, а позже — тем более, хотя поводы, конечно, были, причем гораздо более веские, чем пропажа какого-то дурацкого кафе в городе, где я сдуру вышла из автобуса и почему-то решила задержаться.

— Ну и чего ты ревешь? — строго спросил меня знакомый голос.

Я огляделась по сторонам, и совершенно напрасно, потому что этот красавчик, мсье Мендозо, сидел прямо передо мной, на корточках.

— Кафе здесь ищешь? — сочувственно спросил он. — Это ты напрасно. Мое кафе два раза подряд на одном и том же месте не появляется. И открываю я его ближе к вечеру…

— Удивительно, что при таком подходе к делу ты до сих пор не разорился, — вздохнула я, обнаружив, что у меня нет сил ни радоваться его внезапному появлению, ни удивляться словам, ни даже как следует рассердиться — да вот хотя бы на себя.

— У меня другой бизнес, — серьезно объяснил мсье Мендозо. — Кафе — это, как говорится, хобби.

— А где оно будет сегодня? — спросила я.

— Понятия не имею. Это всегда выясняется в самый последний момент.

Мы немного помолчали. Я думала, что надо бы все-таки рассердиться, встать и уйти, но из этого ничего не вышло.

— Когда я предлагал тебе переехать в любой из пустых домов, я не шутил, — внезапно сказал мсье Мендозо. — И насчет колокольчиков в окне тоже не шутил, тебе непременно придется их повесить, — поспешно добавил он, словно все остальные условия договора мы уже обсудили.

Я с досадой пожала плечами:

— И что я тут буду делать, как по-твоему?

— Жить, — ответил он. — Гулять по городу, ужинать в моем кафе, ходить на представления, когда пожелаешь — я хочу сказать, что это не обязанность, а просто возможность. Если захочешь потанцевать, можем попробовать, хотя я не уверен, что получится. По-моему, это умение при разделе целиком досталось сестренке…

— Ты что, разделил себя на несколько частей и разлил по разным сосудам?

Сама не знаю, как и зачем я это сказала. И тут же вспомнила, что утром, когда эти слова звучали у меня в голове и срывались с губ, у них был отчетливый привкус безумия. А теперь я его не чувствовала. Видимо, уже привыкла быть сумасшедшей и нести околесицу. Я вообще быстро ко всему привыкаю.

— Всего на две части, всего по двум сосудам, — безмятежно ответствовал мсье Мендозо. — Рад, что ты сама все понимаешь, а то даже и не знаю, как стал бы объяснять… Так ты подумай насчет переезда. Город будет тебе рад, и я тоже.

Он поднялся, махнул рукой, от киоска с мороженым, стоявшего на другой стороне площади, отделилась высокая тоненькая фигурка и побежала в нашу сторону. Сестренка мсье Мендозо стремительно приближалась к нам, на ходу вылизывая вафельный рожок.

— По разным сосудам, — невольно повторила я, глядя на нее, и содрогнулась, впервые по-настоящему осознав смысл этих слов.

— Это не страшно, а весело и ужасно интересно, — скороговоркой сказала она, подошла к брату, обняла его, вернее, повисла у него на шее, и они — нет, даже не исчезли, просто мне внезапно стало ясно, что их нет и, вероятно, никогда не было, и, пожалуй, уже не будет, да и с чего бы.

И я пошла назад, в «Le Diabolo», рассудив, что мне там самое место.

В баре я на всякий случай спросила хозяйку, знает ли она некоего мсье Мендозо. Дескать, он мой старый знакомый и вроде бы держит кафе где-то в центре города, но я не смогла его отыскать…

— Кафе? — изумилась женщина. — Нет-нет, вы, наверное, неправильно запомнили фамилию вашего знакомого. В этом городе Мендозо только один, и он не «мсье», а юго-западный ветер. Считается, что он дует из Менда, даже имя в честь него получил, но я думаю, это неправда. Ветер прилетает, откуда вздумается, и дует, где захочет, а иначе зачем быть ветром, скажите на милость?

— Да уж, — вздохнула я. И заказала чашку кофе.

Выпила его залпом, вышла на улицу, села у входа, закурила и вдруг поняла, что мне смертельно надоела вся эта романтическая метафизика. Пусть себе прилетает, откуда вздумается, и дует, где захочет, а я поеду домой. Людке потом позвоню, придумаю что-нибудь, или ничего не придумаю, пускай обижается, так даже лучше, лишь бы в гости звать зареклась, потому что я в эти края больше ни ногой. Хватит с меня. Хва-тит. И я побежала наверх собирать вещи.

— И что было дальше? — спрашиваю я.

— Дальше? А что могло быть дальше? Автобус до Клермон-Феррана, поезд в Париж, перевод, вернее, два перевода, пять экскурсий и одно свидание. Впрочем, совершенно провальное. Я сбежала через полчаса и позвонила тебе, потому что поняла, что совсем свихнусь, если никому не расскажу, а слушать такое никто, кроме тебя, не станет… А потом отправилась за билетом. И поехала, и приехала. И вот, все рассказала. Кажется, мне действительно легче. Доктор, я буду жить?