И ведь кого-то мне эта рожа напоминает, думала Рита, пряча камеру в футляр. Ох напоминает. Но кого? Я как-то даже не могу сообразить, мальчика или девочку? То есть дяденьку, или тетеньку, мы же все уже страшно взрослые — считается, что… Но теперь первым делом — кофе. Капучино. Или эспрессо? Видимо, все-таки эспрессо. И капучино — вместо десерта. Договоримся, что это такое жидкое несладкое пирожное, специально для хороших детей, которым уже давно за тридцать.
Недавний дождь загнал всех посетителей кафе в помещение, так что под полосатым тентом Рита сидела одна, ощущая себя Прекрасной Незнакомкой и одновременно бестолковой туристкой, которая ради давным-давно наскучившего местным жителям вида на море готова на мокром стуле зубами клацать. Впрочем, она не особо клацала, после дождя внезапно потеплело, да и стул был не такой уж мокрый, так, несколько капель.
Эспрессо она дегустировала вдумчиво, тщательно перекатывала на языке каждую тяжелую густую каплю. Поразмыслив, поставила ему твердую «четверку». Если учесть, что в Ритином персональном рейтинге за много лет появилось всего три «пятерки», оценка была очень высокой.
Употребление капучино оказалось не столь интеллектуальным занятием, поэтому Ритины мысли вернулись к портретам. На кого все-таки похожи эти лица? Она вытащила камеру, еще раз просмотрела снимки, раздраженно пожала плечами, убрала камеру в футляр, но тут же снова достала. На кого же, черт побери?!
Ой, внезапно поняла она. Так Люська же! Вылитый. Один в один. Что ж я так мучилась-то?
С Люсьеном они когда-то жили вместе долго и счастливо, то есть снимали вскладчину дешевую двухкомнатную квартиру на Рязанском проспекте. Он научил Риту малоизвестному тогда иностранному слову «руммейт» и сам стал для нее этим самым «руммейтом», первым и последним в ее жизни, единственным и неповторимым, больше чем братом, почти сестрой. «Люськой» она стала его называть сперва в разговорах с мамой — это проще, чем втолковать простой русской женщине, только что оттрубившей первые полвека пожизненной бабьей каторга, что мальчик и девочка могут просто жить в одной квартире, и больше ничего, в смысле ничего
Гораздо проще было, рассказывая маме по телефону о своей жизни, называть Люсьена Люськой.
Вечно так — приходится привирать только для того, чтобы тебя правильно поняли.
Люська, растроганно думала Рита. Хороший такой. Сколько же мы не виделись? Лет пять, что ли? Или больше? Да нет, точно больше. Хорошо хоть электронную почту изобрели для нас умные люди, а то вообще не знала бы, где он и как. Кстати, он после Нового года писал, что номер телефона изменился, прислал новый, а я, кажется, не будь дура, занесла его в адресную книгу. Или нет?
Рита достала телефон, проверила список — ну вот, точно, есть Люськин номер. Надо ему, что ли, по такому случаю sms, послать.
Телефон зазвонил сразу после того, как она убрала его в карман. Неужели Люська? Точно, решил перезвонить. Надо же.
— Ну ты и чучело, Маргошка, — не здороваясь, сказал он. — Самое прекрасное чучело в мире. Ты не представляешь, насколько вовремя пришла твоя записка.
— Телефон потерял, а позвонить на него неоткуда? — понимающе спросила Рита.
Сама не раз попадала в такое дурацкое положение. Сидишь потом как дура, ждешь — хоть бы кто-то позвонил, чтобы по звуку аппарат найти. И тут же все, как назло, немедленно оставляют ее в покое — при том что обычно каждые полчаса дергают.
— Нет, не телефон, — сказал Люська. Помолчал и неохотно добавил: — Кое-что другое… Ай, ладно, неважно. Уже, считай, нашел.
— Люська, что случилось? — всполошилась Рита. — Я могу чем-то помочь?
— А ты уже помогла. — Она почувствовала, что он улыбается. — Ничего не случилось. Все мои проблемы в голове. Были. А теперь вроде даже там их нет. Я сегодня проснулся и подумал: вот если в течение дня случится что-то из ряда вон выходящее, значит, все со мной в порядке, нечего унылые глупости сочинять. Сам не знаю, почему это в голову пришло. Оно, знаешь, как бы само подумалось. И я полдня ждал непонятно чего. Говорил себе, что дурак, но все равно дергался. И тут вдруг приходит твоя записка.