Большая волна в гавани

– Вы не сказали ничего нового, – с сарказмом ухмыльнулся молодой человек, – я все это уже слышал от пред…, – запнулся он и тут же поправился: – родителей.

– Ну тогда зачем мучить себя? – она с улыбкой развела руками, – оставьте учебу и займитесь тем, что вам нравится. Судя по тому, как вы сегодня увлеченно рисовали, вы хотите быть художником? Я правильно понимаю?

– Да, – кивнул он, – но бросить учебу не могу.

– Почему? – преподаватель выгнула бровь в явном удивлении.

– Родителям слово дал, что окончу университет, – в очередной раз признался Михаил, – а я не могу нарушить обещания.

– Это прекрасно, – покачала головой госпожа Кисимото, – возможно вам надо побывать в Японии, познакомиться с нашей культурой, традициями, чтобы изменить мнение о вашей будущей профессии. Поверьте мне, у нас замечательная страна, я уверена, вы непременно полюбите ее.

– Пока в мои планы это не входит, – уклончиво ответил парень.

Он хоть и любил путешествовать, но меньше всего ему хотелось побывать в Японии. Ему хватало того, что изо дня в день он только и слышал о ней.

– Господин Рассказов, почему вы совсем не ходите на мои семинары? – спросила педагог. Она чуть склонила голову, с прищуром глядя на него и, не дожидаясь ответа, продолжила: – если вы и дальше будете продолжать в том же духе, я не смогу допустить вас до сессии и тогда у вас опять появится долг, который придется пересдавать весной. Систематические не сдачи экзаменов могут привести к тому, что вас отчислят из университета за неуспеваемость, а мне бы очень этого не хотелось. Вы талантливый молодой человек, у вас феноменальная память. Я вижу, как вам легко дается японский язык. Раньше я думала, что вы ленитесь, а теперь поняла, что вы просто не хотите его учить. Мне очень неприятно это осознавать. Да наш язык не такой популярный, как английский, но зато у него многовековая история, уходящая корнями в древность. Если вы измените свое отношение к нему, вы почувствуете себя частичкой нашей страны.

Как всегда она была спокойна и рассудительна. Михаил встретился с ней глазами и, не выдержав ее пристального взгляда, опустил голову. Он ничего не ответил, да собственно ему и нечего было говорить. Женщина была права.

– Я очень надеюсь, что в этот раз вы не пропустите экзамен и перейдете в следующий семестр без долгов, – сдержанно улыбнулась Кей и поджала губы.

– Постараюсь, – пообещал парень. Он встал, накинул рюкзак на плечо и спросил: – я могу идти?

– Да, конечно, – закивала она, – идите.

Михаил вышел из аудитории расстроенным. Казалось бы, чего расстраиваться? Ну, подумаешь, госпожа Кисимото провела воспитательную беседу. Ему ли привыкать к этому. За год с лишним обучения его не раз вызывали на такие беседы другие преподаватели и нередко дело заканчивалось в кабинете декана факультета. Другие, но только не она. Кей впервые попросила его остаться для разговора, несмотря на то, что больше всего проблем у него было именно с ее предметом. В душе он прекрасно понимал, что его расстроило. Ее убедительные реплики и до безобразия спокойное поведение, лишили его равновесия и оставили в душе чувство стыда и вины. Никогда прежде он не переживал по поводу всех этих воспитательных бесед и забывал о них, как только покидал стены преподавательского кабинета, а теперь, шагая по длинному коридору на встречу с инспектором курса, у него не шел из головы разговор с госпожой преподавательницей, а ее фраза: «Поверьте мне, у нас замечательная страна, я уверена, вы непременно полюбите ее», крутилась на языке, как заезженная пластинка.

«С каких корзиночек я должен полюбить ее?».

В начале учебы все казалось не так уж страшно. Первый курс пролетел незаметно, то ли потому что студентов щадили преподаватели, то ли программа обучения была еще не такой сложной. Они учили по тридцать иероглифов, несколько грамматических конструкций и по сто пятьдесят слов в неделю. Помимо японского языка, которого было по одной паре в день, изучали другие дисциплины, такие как социология, информатика, фольклор и т.д. И только когда начался второй курс, Михаил понял, в какой кромешный ад он угодил. Помимо японского, которого теперь стало по две пары в день, и предметов, касающихся страны восходящего солнца, у них была одна единственная отдушина – правоведение. На него студенты шли, как на праздник. Госпожа Кисимото и другие преподаватели настолько прониклись «большой и искренней любовью» к студентам, что время, которое они раньше тратили на развлечения и прочие молодежные шалости, теперь стало уходить на зубрежку иероглифов и написания всяких работ, курсовых, рефератов и прочего. Михаил понимал, что дальше будет еще сложнее и думал лишь о том, как бы ему продержаться до конца обучения и не вылететь из универа за неуспеваемость. А это ни много ни мало, еще почти четыре года жизни.

Погруженный в свои мысли, он не заметил, как добрался до учебной части.