– И что ты им будешь инкриминировать? Что использовать в качестве доказательств? Магнитофонные записи? Ты разве забыл, что доказательства, полученные с нарушением закона, юридической силы не имеют?
– Это элементарно, Костя. У нас, несомненно, будут показания свидетелей. А пленка – это скорее моральный эффект.
– И каких ж свидетелей ты собираешься допросить?
– Большинство из них уже перечислено в показаниях Плешакова.
– Может быть, сперва этим и заняться? Чтоб нам не выглядеть дураками, а?
– Ты перестал общаться с народом, Костя. И не знаешь, что это за публика. Да стоит мне только к одному, любому из них, наведаться, по всей цепочке пройдет: «Атанда!» И хрен кого я после этого найду. Нет уж, пусть лучше посидят, так мне спокойней.
– Ну хорошо, предположим, ты прав, с бандитом будет не так сложно. Грязнов там накопал в его биографии достаточно для серьезного разговора. А что будем делать с Западинским, который, я это точно знаю, вхож в святая святых? В близкий круг самого? Да нас же сгноят! Тебе мало катавасии с нашим генеральным? Ты что, не видишь, какой прессинг оказывают на всю нашу службу? А ты им такую лакомую конфетку! Не знаю, не знаю…
– Давай, Костя, будем либо бояться, либо дело делать. Одно из двух. И мы с тобой не в первый раз перед выбором. А потом, кто такой, в конце концов, этот Западинский? Он себя называет олигархом, а на самом деле просто наглый жулик, выбившийся из обыкновенных стукачей. Он старается забыть о своем прошлом, но мы-то помним. И если такой «портрет лица» выдать общественности да связать с отстраненным от дел Игнатовым, э-э, Костя… не хотел бы я оказаться на их месте. А предъявлю я ему организацию и заказ не менее десятка убийств своих соперников. Мало?
– Предположим. Но что конкретного ты ждешь от ареста Западинского?
– А я считаю, что Питер у нас засиделся. Аргумент? Западинский, как ты догадываешься, не такой идиот, чтобы торговать оригиналами. Значит, они должны оставаться у него. На дискетах, на жестких дисках, а в конечном счете – у Вадима Скляра, благополучно проживающего на сенежской даче. Точнее, в новорусском замке. Под охраной. Без права выхода наружу. Вот он нам и нужен. Пит будет благодарен. Я так думаю. Я тебе умную вещь сказал, только ты не обижайся, пожалуйста.
– Перестань фиглярничать, – нахмурился Костя. – Тут мне Жигалов звонил, интересовался, есть ли результаты по делу? Мне понятна его озабоченность. Но тебе известно также и мое отношение к некоторым методам их работы. И поэтому я не желаю ставить себя в непристойное положение перед госпожой Эванс, перед тем же Питером, да вообще перед нашими коллегами из Штатов. Что упало, то, как говорится, пропало.
И если что-то не по нашей вине оказалось в руках жигаловской конторы, закроем глаза. Но все остальное, что ты намерен получить, должно быть немедленно передано Питеру. А насчет компенсации для ведомства Леонида Эдуардовича у меня имеется одна мыслишка. Надо ведь и нам не забывать, что мы просто обязаны быть патриотами своего Отечества.
– Хорошо сказано, Костя.
– Вот-вот, именно поэтому ты лично проследи, чтоб с мальчиком ничего не случилось.
– Твои слова надо понимать так, что санкции на проведение обысков и задержаний у меня в кармане? – хитро прищурился Турецкий.
– Да что ж с тобой поделаешь, раз ты такой настырный!…
Довольный Турецкий покидал кабинет начальства с сознанием того, что ему наконец удалось сдвинуться в сторону решительных действий. Но в дверях его остановил Меркулов. Это была его обычная манера – задержать на выходе, чтобы сказать вдогонку какую-нибудь мелкую пакость. Отыграться.
– Я разговаривал с Вячеславом, спросил, какое у тебя настроение, а он ответил: как у цирковой лошади. Это как понимать?
– Настучал, значит?
– Ну все-таки?
– А так и понимать: бегает по кругу, догоняет собственный хвост и думает, что это – главное дело жизни.
– Выходит, без пользы?
– Зачем же? Публика-то аплодирует!
– А наездником быть не пробовал?
– Зараза ты, Костя! – засмеялся Турецкий.
– Кто? А, ну да, валяй, скачи дальше… – и он махнул рукой.
«Вероятно, Славка что-то успел нашептать ему, – думал Турецкий, спускаясь к машине, – иначе бы Костя вряд ли так, с ходу, принял рискованное для собственной карьеры решение. Но – принял же!»
Глава шестнадцатая. «МОЧИЛОВО»
Пользуясь тем, что время было еще не слишком позднее, Вячеслав Иванович Грязнов отправился в следственный изолятор ГУВД и попросил доставить к нему, в кабинет для допросов, задержанного Горева.
Почему тот имел кликуху Зуб, он увидел сразу, едва Горев открыл рот. В правом углу блеснул воровской доблестью ушедших лет золотой зуб. Модно было в прошлые годы у ворья носить золотые фиксы. Их тогда фиксатыми звали.
– Садись, Горев, – сказал Грязнов. – Курить хочешь? Или ты предпочитаешь отраву?
– Я не колюсь, начальник, и «косячки» не заворачиваю, потому шить мне двести двадцать восьмую не надо.
– Видишь, сам догадался, про что у нас с тобой речь пойдет. Ну, как желаешь, а я закурю.