Большая Засада

Причину можно было усмотреть в том, что Сау умерла в объятиях сеу Сисеру Моуры — пигмея, карлика. На самом деле подобные домыслы невозможно подтвердить или опровергнуть, но ежели мастер Педру полагал, что, раз уж он был первым, кто нагнул ее на перевернутой лодке, быть ему и единственным, то тем самым демонстрировал полное непонимание природы дурочек — а ведь это народ особый! Отрывочная дорожная хроника питалась случайными слухами. Педру Цыган никогда не похвалялся, будто именно он первым распечатал Сау, напротив: если кто-то начинал разговор об этом, он сразу же менял тему.

Как бы то ни было, благодаря чутью или мудрости, преодолев возникшую неприязнь или не вынеся тоски, он появился за прилавком магазина, как только был назначен день праздничного открытия нового сарая для танцев. Вот он, сидит, попивая кашасу, которой бесплатно угостил его Фадул Абдала по случаю радостной встречи:

— Как же я мог пропустить такое дело? А кто первые два сарая открывал? Мне даже смерть не помеха — встал бы из могилы да пришел.

Торжественное открытие было назначено на воскресенье, 7 сентября, — по счастливому совпадению этот был памятный день провозглашения независимости Бразилии. Об этом вспомнил турок — просвещенный патриот, единственный в Большой Засаде. Для остальных вся эта история с независимостью была пустой болтовней, расплывчатой и абстрактной, пустяком, о котором и сказать-то было нечего. Для Тисау важным было скорее 2 июля — школьные парады в городах Реконкаву, дети с флагами и носилками, на которых стояли фигуры кабоклу и кабоклы, символы народной борьбы за независимость от Португалии. Второго июля индейцы прогнали португальцев, используя лук и стрелы против штыков. Так оно было или наподобие того.

— Да, не хватало только тебя, — согласился Фадул.

Как же он мог такое пропустить? В голосе гармониста сквозила горечь, справедливое негодование. Кто, если не он, помогал строить первые два сарая? Первый — соломенный, помните, сеу Фаду? Просто дворец, если сравнить с предыдущим шатким и хлипким недоразумением, стоявшим посреди пустыря, между рекой и холмами, — четыре бревна, воткнутых в землю и покрытых пальмовыми листьями. Его соорудили холодной и дождливой ночью погонщики, прорубившие с помощью ножей и ослиных копыт первую тропинку, сократившую долгие лиги пути. Он, Педру Цыган, помогал устроить это незатейливое убежище. Тут не над чем шутить и смеяться. Он не только помогал что было сил, но еще и давал наставления и советы, рассеивал сомнения и опасения. На стройке не только руки нужны — тут без головы никуда. Кроме того, он предложил отметить это событие и дать отпор холоду и дождю, устроив гулянье, что и было сделано. Они отплясывали до рассвета — восемь душ, считая погонщиков, помощников, проституток и его самого, Педру Цыгана, с гармонью в руках.

— Спросите у Лазару, правда ли это! — продолжал хорохориться он.

Это были давние дела, минувшие — даже Турок их не застал. Но Лазару был уже тут как тут — гонял караваны с фазенды Мольяду в Итабуну. Он мог подтвердить или опровергнуть множество подробностей, о которых упомянул бродяга: проституток было три — Корока не даст соврать. Он помнил имена двух остальных: Мария Грелау, уже покойная, и Ду Карму, которая сошлась с погонщиком быков Озейашем и бросила промышлять проституцией. Педру Цыган разглагольствовал, сидя в заведении — так называли лавчонку, когда Фадул только открыл ее здесь, чтобы продавать кашасу, вяленое мясо и рападуру.

Как же он может такое пропустить? Ни одно важное событие, хорошее или плохое, не случалось в Большой Засаде без его участия или без аккомпанемента его гармони. Простецкий, да что там — божественный! — ее звук задавал тон великолепным праздникам, грандиозным гуляниям. Он был веселым сотрапезником на пирушках, благородным и отважным собутыльником, знатно крутил любовь с проститутками и с той же закалкой, с той же скромностью оказывался рядом и переживал все несчастья и беды, которые постигали местечко и его жителей. Начиная с набега жагунсо, в те времена, когда, как сказал тогда Жерину, Большая Засада была всего лишь жалкой дырой с четырьмя проститутками и кабаком, заканчивая разливом реки, которое почти что угробило деревушку.

— Вы уже знаете, сеу Педру? Говорят, на праздник сам полковник Боавентура пожалует! — заявил всезнайка Дурвалину.

— Боже правый! Раньше полковник любил пирушки и молоденьких женщин. Он и сам был моложе и беднее.

— Женщины молоденькие ему и сейчас нравятся.

Раз уже речь зашла о женщинах, Турок поинтересовался, посетил ли уже друг Педру Цыган бордель Норы Пау-де-Ло.

— Там появилась новенькая, некая Сеси… — Он сложил пальцы правой руки, поднес к губам и причмокнул, послав воздушный поцелуй, — это была высшая похвала проститутке.

Педру Цыган еще там не был, но непременно там побывает, чтобы познакомиться с этой Сеси и поглядеть на заведение.

— Сарай-то это уже третий на моей памяти. Но я никогда и подумать не мог, что увижу в Большой Засаде самый настоящий бордель. Мне говорили, но я подумал, что это враки.