Больше, чем что-либо на свете

– Детка, я составила завещание, – сказала она наконец. – Дом и основная часть моих сбережений отойдёт тебе. Рамут я оставляю совсем немного, но, думаю, она не будет в обиде. Она – сильная девочка, вся в меня, в жизни не пропадёт. К тому же врач всегда при деле. А тебе с Онирис деньги нужнее.

Каменный холод снова сковал сердце. Вцепившись в Севергу и уткнувшись лбом в её висок, Темань сдавленно простонала:

– Прошу тебя, если можешь, не ходи на эту войну...

– Я не имею права отказываться, сладкая. Куда пошлют, туда и иду. – Сухие губы Северги легонько чмокнули её, защекотав тёплым дыханием.

– Но можно ведь подать прошение об отставке. – Темань жадно, с болью всматривалась в суровые, резкие черты супруги, нежно приглаживая пальцами тёмные мрачноватые брови. Найдя в левой серебристый волосок, поцеловала в него.

– Да кто меня отпустит? – качнула головой Северга. – Война не за горами. Сама подумай, какие сейчас могут быть отставки? Напротив, численность войска только увеличивается, набирают и обучают новых воинов. Нет, крошка, в отставку – это вряд ли.

Из-за малышки они даже поначалу не могли толком остаться наедине в супружеской постели. Онирис долго не успокаивалась, капризно и требовательно хныкала, хотя всё вроде было в порядке: сытая, сухая, чистая и в тепле. Что, казалось бы, ещё нужно?

– Видно, она ревнует меня к тебе, – усмехнулась Темань, укачивая дочку на руках и вороша пальцами золотой пушок на её головке. – Маленькая собственница!

– Ничего, у меня мигом успокоится, – хмыкнула Северга.

Она взяла Онирис на руки и долго смотрела ей в глаза, потом уложила в колыбельку и продолжала зачаровывать её взглядом. Хныканье и скулёж стихли, и вскоре ресницы девочки сомкнулись: она спала.

– Удивительно, – прошептала Темань, склоняясь над дочкой. – Как ты это делаешь?

– Думаю, и у тебя получится, если будешь упражняться. – Руки Северги скользнули и сомкнулись объятиями вокруг её талии.

Темань с головой кинулась в исступлённо-сладкую близость. Она пила ласки жадно, со слезами, словно стараясь надышаться Севергой впрок, раздвигала рамки ночи далеко во тьму, чтобы та взяла верх над жалобным, тоскливым призраком утраты, затаившимся в каждом углу.

– Какая ты ненасытная сегодня, детка, – шепнула Северга с усмешкой. – Ты собралась выжать из меня все соки?

– Молчи, – дохнула ей в губы Темань, скользя пальцами по рисунку её шрамов. – Целуй...

Один поцелуй вытекал из другого нескончаемой цепочкой. Воспользовавшись кратким мигом расслабления супруги, Темань оседлала её и велела жгуту хмари стать вдвое толще и твёрже. Это произошло так быстро, что та даже не успела воспротивиться. Обычно главенствовала в их паре неизменно Северга, потому что «не родилась ещё та сучка, что будет на мне сверху», но сегодня она то ли замешкалась, то ли задумалась. Миг – и Темань уже придавила её страстной наездницей, исступлённо насаживаясь на жгут хмари и словно бы желая, чтоб он пронзил её до самой глотки.

– Ах ты, негодница, – глухо прорычала Северга сквозь клыкастый оскал. – Ну, погоди, я тебе за это отплачу...

Месть свою она вскоре осуществила, перевернув Темань на живот и войдя в неё сразу двумя орудиями – хмарью и пальцами, как в их первую брачную ночь. Темань приглушала крик, зажав зубами подушку и закогтив простыню, а на её коже оставались красные пятнышки от укусов Северги.

На сон осталось совсем мало времени: Северга уезжала рано утром. Пробуждение было тяжёлым: от недосыпа Темань трясло, как с похмелья, а плач требовавшей к себе внимания Онирис смычком ездил по натянутым, встрёпанным нервам. Прежде Темань после подъёма велела бы дому приготовить купель, а сейчас она первым делом помчалась в детскую: дочка намочила пелёнки и проголодалась. Руки дрожали, голова гудела, но Северге уже было некогда ей помочь: она собиралась в дорогу.

Прибыла повозка. Темань не могла прервать кормление Онирис, и Северга сама подошла к ней, чтобы проститься – затянутая в мундир, снова с отягощёнными хмурой тенью бровями и каменно сжатыми губами.

– Счастливо оставаться, детка... Береги дочурку, чтоб у вас всё было хорошо. – Навья-воин склонилась, легонько обняв Темань за плечи, и поцеловала в щёку.

У Темани вырвался всхлип. В груди стало невыносимо тесно, но рыдание когтями впилось в рёбра и не уменьшало своего давления на сердце, не давало облегчения. Ослабевшими руками она из последних сил старалась удержать Онирис.

– Так, отставить сырость, – нахмурилась Северга. – Не раскисать.

Она опять склонилась и крепко поцеловала Темань – второй раз уже в губы, заглянула в личико малышки и, не оглядываясь, вышла из дома. День с самого утра затянулся сумрачной дождливой пеленой, и единственным живительным источником тепла для помертвевшей от тоски Темани стала дочка. Только ради неё она дышала и двигалась, ради неё билось её сердце, а плечи выдерживали, не ломались под холодным грузом грядущей потери. Ради Онирис она не расплакалась, а показала враждебный оскал незримому гостю – одиночеству, которое расселось в кресле у камина, заняв место Северги.