— Где ты с ним познакомилась? — задал он следующий вопрос, как будто мы были сами за столом и могли вести беседы о чем угодно.
— Я думаю, здесь не место для…
— Триша, тебе есть что скрывать от родителей?
Я почувствовала, как щеки слегка залил румянец.
— Нет.
— Тогда ответь. Это простой вопрос. — Адам откинулся на спинку стула, как будто приготовился внимательно слушать.
— Мы познакомились в библиотеке.
— Еще бы, — фыркнул Адам с пренебрежительной улыбкой. — Где же еще ты могла с ним познакомиться, если ты оттуда не вылезаешь?
— Адам, — шикнула на него миссис Скотт.
— А что я такого нового сказал? Триша действительно все свободное время проводит в библиотеке.
Его надменный насмешливый тон начал раздражать меня.
— Тебе бы тоже не помешало.
— В отличие от некоторых мне приходится зарабатывать деньги, чтобы снимать квартиру.
— По чьей вине, интересно, ты вылетел из дома братства? — язвительно заметила я.
— По твоей, забыла? Мне пришлось начистить пару рыл, чтоб сберечь твою честь. Хотя ты этого не оценила и быстро оказалась в постели Джо.
Как только он произнес это, мое лицо начало гореть, а вокруг нас воцарилась тишина. И если до этого я слышала хотя бы стук приборов о тарелки, то теперь не было даже этого.
— Адам Скотт, — строго произнесла Вильма. — Сейчас же извинись перед Тришей.
— А что, разве я сказал неправду? Триша, я, кажется, не соврал.
Мне стало больно настолько, что я не могла сделать следующий вдох. Живот скрутило спазмом, а грудная клетка как будто вдвое уменьшилась в размере. Мне было страшно и стыдно смотреть на своих родителей. Да, я уже взрослая и, вероятно, они подозревали, что я не веду монашеский образ жизни. И переспала-то я всего с одним парнем в жизни, но отчего-то мне было настолько неловко, что я боялась поднять взгляд на них.
— Триша, — более приглушенным голосом позвал Адам.
Я посмотрела на него глазами, полными слез. Он скривился, как будто от боли, и провел рукой по волосам. Я не могла больше выдерживать этого. Подскочила со своего места, едва не опрокинув стул. Выбираясь из-за стола, я потянула скатерть и чуть не перевернула посуду. Я пробормотала быстрое «Простите» и побежала в свою комнату. Сквозь свои всхлипы я услышала, как папа сказал:
— Сынок, тебе, наверное, лучше уйти.
— Да, — отозвался Адам. — Простите меня.
— Тебе не передо мной нужно извиняться.
— Я знаю.
Дверь в спальню, которую я закрыла за собой, хлопнула одновременно с входной. Я дошла до кровати и упала на нее, как будто в спину мне прилетела пуля. Хотя дыра в груди, которую я так явно ощущала, как будто подтверждала эту мысль. Уткнувшись лицом в подушку, я закричала. Я оплакивала нас, потому что подумала, что это конец, который неизбежно должен был настать. Я рыдала по прежней себе: беззаботной, веселой, легкой и светлой. Мое сердце разрывалось за Адама. Знаю-знаю, я не должна была даже думать о том, чтобы оправдывать его идиотский поступок, но мне все равно хотелось верить в то, что не все еще потеряно для него. «И для нас» — подсказала глупая часть меня.
Когда моя истерика слегка утихла и я лежала, уставившись невидящим взглядом в стену напротив кровати, в дверь тихо постучали, а потом она приоткрылась.
— Детка? — тихо позвала мама. — Ты не спишь?
— Нет, — прохрипела я.
Мама присела рядом со мной и погладила меня по голове.
— Как ты? — Я пожала плечами. — Вильма хочет поговорить с тобой.
— Не думаю, что сейчас лучшее время.
— Дай ей минутку. Если она будет говорить то, что ты не хочешь слышать, ты всегда можешь попросить ее уйти. Она очень переживает о том, что Адам обидел тебя. — Мама помолчала, давая мне время взвесить ее слова. — Так мне впустить ее?
— Да, — ответила я, садясь на кровати.
У меня было такое ощущение, что я проснулась после тяжелейшего похмелья. Голова была тяжелая, все тело ныло и было как будто ватным, по горлу словно наждачкой прошлись. Мама вышла из спальни и через минуту вошла Вильма. Я включила прикроватную тумбочку, рассеивая мрак в комнате. Лицо миссис Скотт было бледным, а глаза заплаканными. Вот так Рождество устроил нам Адам.
Вильма подошла ближе и присела рядом со мной. Взяв меня за руку, она сжала ее своей ладонью.
— Прости, Триша.
— За что вы извиняетесь?
— За то, что Адам наговорил тебе. Мне так стыдно.
— Вам нечего стыдиться, это все его вина, не ваша.
— Он мой сын, малышка. Господи, — шумно выдохнула она, — если бы я когда-то знала, что все закончится вот так, я бы терпела другую женщину в жизни мужа.
— Не говорите так, — отозвалась я, поглаживая тыльную сторону ее ладони. — Никто не должен такое терпеть.
— Он не справляется, Триш, и я не знаю, что с этим делать.
— Он должен сам сделать с этим что-то. Вы можете только поддерживать его и любить.
— Этого, видимо, недостаточно, — отстраненно пробубнила она, вытирая дорожки слез.
Мне стало больно за его маму. Она так сильно любит его, а он, вместо того, чтобы беречь ее, делает все еще хуже. Человек, который когда-то созидал, научился разрушать и получать от этого удовольствие. И это страшно. Невероятно страшно.