- Да ты спятила! – нервный смех сорвался с губ Дженсена. Да, было. Один раз. Сто лет назад, и то он сильно пожалел об этом, когда та дура стала распускать слухи в прессе.
- Но знаешь, - Дэннил кулаком размазывала слезы по лицу, - Я готова была смириться даже с этим. Потому что любил-то ты меня! Возвращался всегда ко мне, своей жене!
- Естественно, я люблю только тебя! – он выпалил это слишком зло, слишком… неискренне.
- Нет, не любишь! – снова взвилась жена, а слезы градом покатились из ее покрасневших глаз, - Не любишь! Не любишь! Больше не любишь!
Она забилась в рыданиях и медленно сползла вдоль стены на пол, закрыв ладонями лицо.
Дженсен стоял и смотрел на нее. Смотрел на когда-то любимую женщину, которую сейчас буквально разрывало от боли и отчаянья. Дженсен знал, что она ждет, что он подойдет к ней, утешит, обнимет, уверит в обратном. А он не мог. Вместо жалости в нем росло чувство отвращения. Но он все еще играл свою «роль»:
- Я люблю только тебя, Дэнни, и ты знаешь это, - произнес сухо Дженсен, но с места не сдвинулся.
Дэннил отняла руки от лица. Она покраснела, а спутанные волосы липли к заплаканным щекам.
- Нет, - произнесла она сорванным голосом, - Я же вижу. Вижу, как ты избегаешь меня. Избегаешь даже смотреть на меня. Не разговариваешь. Постоянно витаешь мыслями где-то. Постоянно думаешь о ком-то, - она всхлипнула, - Я вижу это, Дженс. И я знаю, что это значит.
- Нет, не знаешь! – вдруг сорвался Эклз, - Ты ничего обо мне не знаешь!
Он развернулся и вихрем метнулся в спальню, где уже стояли упакованные чемоданы. Завтра утром он будет уже на самолете лететь в Канаду.
- Подожди! – она вскочила на ноги, покачнулась и бросилась за ним. Но Дженсен взял свои вещи и, грубо отпихнув жену, направился к входной двери.
- Я переночую в аэропорту, - злобно бросил он, не глядя на Дэннил.
- Дженсен, пожалуйста! – она плакала и цеплялась за него, но актеру казалось, что она топит его, тянет на дно. Поэтому он скинул ее руки и дернул дверь на себя.
- Дженсен, я не хочу! Я люблю…
- Пока, Дэннил.
И он захлопнул за собой дверь, разом отрезав причитания жены. Он понимал, что поступает как последняя сволочь, но мрачное торжество разлилось по венам.
Уже на следующее утро, после бессонной ночи в аэропорту, Дженсен немного отошел. Пришло запоздалое чувство стыда за свое поведение, но Дженсен не позволил себе раскисать. Что сделано, то сделано. В конце концов, они и раньше ссорились. Вот отдохнут немного друг от друга…
Когда шасси самолета оторвались от взлетной полосы, Дженсен испытал облегчение. Вот она, недолгая, но все же - свобода. «Ты должен быть с женой», - вспомнил он внезапно слова Миши, и сердце сдавила обида. Нет, не должен! Кому должен? Мише должен? Или самой Дэннил? Может судьбе? Или церкви, где он давал обет оставаться с избранницей до самой смерти? «Должен своему нерожденному ребенку» - ответил в его голове Коллинз. Дженсен почувствовал, что удавка на шее стала туже…
Ритм работы затупил боль в душе Дженсена. Он так и не позвонил жене, хотя раньше они созванивались почти каждый день, пока Эклз был на съемках. А теперь недели шли, а звонков от Дэннил не было. Порой, после тяжелого дня Дженсен брал в руки телефон и находил в «Контактах» имя жены. Но так и не решался позвонить ей. Он не знал, что ей сказать, потому что их отношения разлука не улучшила. Он не скучал по ней, не волновался за нее. Он был абсолютно равнодушен. Единственное, что еще поддерживало хоть какой-то интерес – это чувство привычки. Пока он не готов был так круто изменить свою жизнь: развестись с женой и начать все сначала. То есть и порвать с ней он не мог, и помириться был не готов. Все оставалось по-прежнему. Тогда Дженсен пролистывал «Контакты» вниз и останавливался на имени «Миша». Коллинза на съемках не было. Сингер сказал, что «Кас» будет по сценарию где-то серии с девятой, так что ближайшие пару месяцев он Мишу не увидит. Что ж, может, он и прав. Может, если разлука не излечит их с Дэннил брак, то хоть исцелит сердце Дженсена от того наваждения. Страсти, как сказал сам Коллинз. Но страсть яркая и быстро перегорает. А Дженсен мучился уже полгода. Что-то долго для мимолетной влюбленности! Никогда и ни о ком Дженсен не думал так много, как о Мише. Он рисовал в памяти каждую черточку его лица, вспоминал его улыбку, его глаза, его смех. Он почти чувствовал его запах, его тепло, его дыхание. Он не соврал, когда говорил, что Коллинз нужен ему как воздух. Без Миши он задыхался. Но гордость и обида не позволяли ему позвонить тому, кого он любил больше жизни. И поэтому Дженсен звонил Падалеки, и они шли куда-нибудь в бар, где пили и веселились.
Так продолжалось около месяца, пока однажды в баре Джаред вдруг не спросил:
- Дженс, что с тобой творится?
- Ты о чем? – Дженсен непонимающе рассмеялся и сделал глоток пива из горла.
- Ну, ты, конечно, всегда был не прочь выпить, но ходить по барам почти каждый день… К тому же я узнал, что, когда я отказывался с тобой идти, ты звал кого-то другого, и все равно шел сюда. Поберег бы здоровье…