Больше чем любовь

После того воскресного концерта, когда Ричард вернулся из Парижа, он водил меня на «Жизель». Как и «Лебединое озеро», этот балет мы тоже оба любили. И мне снова было хорошо, так как я была вместе с Ричардом. Как приятно было смотреть спектакль и сознавать, что рядом с тобой человек, который может дать тебе много нового, так как знает гораздо больше, чем ты.

Всегда после таких представлений он обязательно приглашал меня куда-нибудь перекусить, иногда в «Савой», иногда в «Айви»; так я в первый раз побывала в этом ресторане, одном из самых интересных мест Лондона – там собирались писатели, актеры, режиссеры. Именно после балета «Жизель» я впервые услышала о его дружбе с Ирой Варенской, о красоте и прелести дома, где жила стареющая балерина, – Замка Фрайлинг.

И, конечно же, я сразу, как в сказке, перенеслась мыслями туда – ведь Ричард так живо рассказывал, что слушатель ясно представлял себе описываемое место. Однажды, когда мы гуляли, он обрадовал меня, сказав:

– Я думаю, как-нибудь надо свозить тебя во Фрайлинг – скоро я туда поеду, всего на один вечер, и спрошу разрешения у его хозяйки, думаю, ты ей понравишься, Розелинда.

Я ответила в полном смущении:

– Наверное, я для нее слишком заурядна. Ричард задумчиво посмотрел на меня и проговорил:

– Ира – самое грациозное и утонченное создание, какое я когда-либо видел, ее просто не с кем сравнить. Впервые я увидел ее лет двенадцать или тринадцать назад. И я помню, что шел домой в состоянии какого-то изумления и восторга. Когда один общий друг познакомил нас, она пригласила меня во Фрайлинг. С этого момента и до сегодняшнего дня Ира Варенская и балет стали неотъемлемой частью моей жизни.

После того как мы расстались, я еще долго думала о признании Ричарда. Счастливица Ира Варенская – она стала неотъемлемой частью его жизни! Чем больше я видела его, тем больше он мне нравился. Нет, это слишком нейтральное слово… тем больше я его обожала! И конечно же, мне представлялось, что и все женщины тоже должны обожать его… его красоту, обаяние, интеллект.

Его доброту и внимание. И конечно же, я вообразила, что у него с мадам Варенской был роман (потом оказалось, что мои выдумки очень недалеки от правды). Я представляла себе знаменитую балерину, чью романтическую душу привлек красивый молодой человек – Ричарду в то время было около двадцати девяти лет, – одинокий, печальный, несчастный в браке, у которого в его лишенной счастья жизни не было иной радости, кроме маленькой дочери. Тонкому, поэтичному молодому мужчине, женатому на прекрасной, но ледяной статуе – Марион, оставалось влачить лишенное тепла, мрачное существование. И я все чаще утверждалась в мысли, что у Ричарда с Ирой Варенской действительно был роман. Позднее я узнала все от него самого.

Итак, наша дружба росла и укреплялась, и все последующие несколько недель Ричард регулярно звонил на Уимпл-стрит. Моя жизнь изменилась: она стала наполненной, волнующей и непередаваемо счастливой.

Ричард ни разу не упомянул имя своей жены и лишь изредка говорил о дочери. Казалось, его жизнь с ними была отгорожена от дружбы со мной, и он хотел, чтобы так было и дальше. Я никогда его ни о чем не спрашивала. Но себе я постоянно задавала вопрос, к чему все это может привести, хотя мне уже давно следовало знать ответ и, возможно, подсознательно я понимала, что связь с женатым человеком, таким, как Ричард Каррингтон-Эш, была полна всяких опасных неожиданностей.

С каждым днем я все больше убеждалась, что люблю его глубоко и преданно, но мне казалось маловероятным, что он тоже любит меня и что между нами может существовать нечто большее, чем платоническая дружба. Я верила, что навсегда останусь для него тем человеком, с которым он будет встречаться в свободное время, – человеком, у которого были сходные взгляды и который нравился ему именно по этой причине.

И все же иногда, во время концерта или на балете, когда он брал меня за руку, я чувствовала, как его жесткие, нервные пальцы сжимают мои и по всему моему телу пробегал электрический ток. Сердце мое то сильно стучало, то затихало. Я сидела как в забытьи, умоляя небо, чтобы Ричард не убирал руку, чтобы мы так и сидели вечно. Иногда он поворачивался ко мне и улыбался, и я чувствовала тепло и доброту его глаз – она проникала в самое сердце.

И это все. Ничего больше. Он никогда не пытался обнять меня, поцеловать на прощанье, как делали те, другие немногие мужчины, с которыми я была знакома.

Стояла весна в полном расцвете своего волшебства, ее завораживающая красота заполонила парки, и все крыши сияли от лучей солнца. Над Лондоном клубилась золотистая дымка. Но мое счастье было в опасности.

Приближалась Пасха.

Примерно за неделю до этого Ричард водил меня в кинотеатр «Керзон» на французский фильм. Когда мы вышли, был теплый звездный вечер. Он взял меня под руку, и мы пошли по направлению к моему дому.

Должно быть, в кино он думал о том, что собирался мне сказать, и, вместо того чтобы, как обычно, высказать мнение о кинофильме, проговорил: