Больше, чем любовница

Итак, Трешем представлял собой прекрасный образчик мужественности – высокий, широкоплечий, мускулистый… К тому же у него были выразительные черные глаза, крупный нос и тонкие губы, сжатые в презрительной усмешке. Причем именно надменность казалась самой отличительной чертой его характера. Впрочем, следовало сделать скидку на то, что сегодня у герцога был весьма трудный день…

Направляясь в библиотеку, Джейн думала о своей новой должности и пыталась надлежащим образом приготовиться к роли сиделки.

Разумеется, от нее ожидали скромности и послушания – ведь ей выпало великое счастье прожить три недели в доме герцога. Увы, играть чужую роль порой труднее, чем может показаться, и сейчас Джейн получила этому очередное подтверждение. А ведь за месяц, проведенный в Лондоне, она могла бы научиться приспосабливаться к обстоятельствам…

– Прошу прощения, вы о чем? – спросил герцог, наконец-то опустив лорнет.

Джейн понимала, что вопрос риторический. В упор глядя на Трешема, она проговорила:

– Вам велели оставаться в постели в течение трех недель. И держать йогу приподнятой. А вы находитесь здесь, сидите, опустив ногу на пол, и, как это можно заметить по выражению вашего лица, страдаете от боли, которой можно было бы избежать.

– Она судит по выражению лица! Если у меня что-то и болит, то только голова – от твоей возмутительной наглости. Джейн пропустила эту реплику мимо ушей.

– Разве не глупо рисковать здоровьем только потому, что лежать в постели утомительно?

Мужчины часто делают глупости. В свои двадцать лет Джейн могла назвать немало представителей сильного пола, которые ради того, чтобы доказать себе и окружающим, что они настоящие мужчины, готовы были рисковать здоровьем и жизнью.

Снова откинувшись на спинку кресла, герцог молча уставился на девушку. И Джейн, хотя ей не хотелось признаваться в этом, тотчас же почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки; она живо представила себе, как через несколько минут ее вышвырнут из Дадли-Хауса. Может, даже вещи не дадут собрать.

– Мисс Инглби… – проговорил наконец герцог. – Имейте в виду, мне двадцать шесть лет и уже девять лет как я после смерти отца унаследовал титул… и все прочее. Я взрослый человек и отвечаю за свои поступки. Уже очень давно со мной никто не разговаривал так, будто я нерадивый юнец, по которому плачут розги. И не думаю, что захочу терпеть подобный тон впредь.

Джейн ничего не ответила. Скрестив руки на груди, она в упор смотрела на герцога. Его трудно было бы назвать красивым, но в чертах лица, в мимике, во всем его облике проступало ярко выраженное мужское начало, и многие женщины, наверное, были от него без ума.

Однако она, Джейн, была не из этих женщин; ей совершенно не нравились властные мужчины – любители демонстрировать перед слабым полом свою мужественность. С нее было достаточно и того опыта, что уже имелся.

– Но в одном вы правы, – продолжал герцог. – Полагаю, будет приятно узнать, что я страдаю не только от головной боли. Не надо было опускать ногу на пол. Но я скорее соглашусь сойти в ад, чем позволю приковать себя к постели на три недели. И не моя вина, что во время дуэли кое-кто отвлек мое внимание и противник смог продырявить мне ногу.

В музыкальном салоне рядом с библиотекой вы найдете табурет у камина. Пойдите и принесите его сюда.

Джейн отправилась выполнять поручение. Она по-прежнему не знала, в чем же именно будут заключаться ее обязанности в течение трех недель. Во всяком случае, было очевидно: герцог не из тех, кто позволил бы ухаживать за собой с утра до вечера. И едва ли он сможет занять ее работой на целый день. Скорее всего, дворецкий подыщет для нее еще какое-нибудь занятие. Джейн ничего не имела против, только бы подольше оставаться вне поля зрения тех, кто, наверное, уже ищет ее. И кроме того, здесь, в Дадли-Хаусе, она чувствовала себя… почти как дома.

Переступив порог, Джейн осмотрелась. Табурета в музыкальном салоне не оказалось.

Джоселин проводил девушку взглядом, отметив, что спину она держит очень прямо и двигается изящно и грациозно. Наверное, вчера он и впрямь был не в себе, если принял ее за служанку. Тот факт, что она служила помощницей модистки, ничего не менял. А ее дешевое и скверно сшитое платье тоже ничего не значило.

Нет, эта девушка не была воспитана для того, чтобы служить помощницей модистки. Она держалась и говорила как леди.

Так кто же она? Леди, переживающая трудные времена? Джейн наконец вернулась. В одной руке она держала табурет, в другой – подушку.

– Вам пришлось бежать за табуретом на другой конец Лондона? – съязвил Трешем. – Вероятно, даже пришлось ждать, пока его изготовят.

– Вы ошибаетесь, – с невозмутимым видом ответила девушка. – Табурета в музыкальном салоне не было, и мне пришлось его поискать, Кроме того, я решила захватить еще н подушку.