Больше, чем просто робот

Теплая, шероховатая, само совершенство.

Улыбка Шона стала шире. Он перевел взгляд с руки на меня.

— Как приятно!

Я чуть не рассмеялся.

— Так и есть. — Затем я легонько провел ладонью по его руке, позволяя насладиться новыми ощущениями. — Это все для тебя в новинку, — сказал я. И это был не вопрос.

Шон кивнул, все еще восхищаясь касанием. И именно поэтому я не хотел торопиться. Я бы никогда не трахнул человека-девственника, просто нагнув того над кроватью и вставив ему по самые яйца, нисколько не заботясь о его комфорте. Тогда почему я должен поступать так с Шоном?

И невзирая на то, что Шон не человек, он только открывает этот мир, и я хотел, чтобы он познал всю прелесть мелочей.

Я переплел наши пальцы, и Шон широко улыбнулся.

— Тебе нравится? — спросил я.

Он умиротворенно ответил:

— Да.

— Наши отношения, несомненно, станут более близкими, — пояснил я. — Но чувство предвкушения доставляет не меньше удовольствия.

— Предвкушение, — произнес Шон, и его взгляд стал более напряженным. — Это ощущение волнения о том, что должно произойти в ближайшем будущем.

Я кивнул.

— Да. — И если он так и дальше будет на меня смотреть, то ближайшее будущее наступит очень скоро.

Нужно отвлечься. Желудок тут же напомнил, что я забыл позавтракать из-за волнений по поводу прибытия Шона.

— Я собираюсь перекусить. Составишь компанию на кухне?

Он коротко кивнул.

— Мне бы этого очень хотелось.

Я встал. Наши руки до сих пор были переплетены. Шон, продолжая улыбаться, плавно поднялся. Я крепче сжал его руку, но теперь уже ладонь к ладони, и мягко потянул его в сторону кухни. Человеку, конечно, пришло бы в голову, что мне понадобятся обе руки, но Шон меня не отпускал.

— Эм, — сказал я, улыбаясь. — Мне нужна моя рука.

— О! — Шон испуганно ее отпустил. — Приношу извинения.

Я осторожно коснулся его руки.

— Все в порядке. — Я открыл холодильник и глянул на ряды аккуратно составленных готовых блюд. Некоторые люди до сих пор предпочитают сами готовить. Меня же выводит из себя беспорядок в процессе готовки, даже приготовление сэндвичей меня напрягает. Поэтому, единственное, что мне предстоит, это вынуть то, что хочется, распаковать и съесть. Сегодня на обед будет сэндвич из цельно-зернового хлеба с салатом. Я достал сэндвич из холодильника, аккуратно развернул и идеально расположил на тарелке, затем выбросил обертку. Когда все было готово, взял тарелку и бутылку воды. — Посидишь со мной за столом?

Улыбнувшись, Шон сел на свое место, все так же держа прямую осанку. Немного не по себе, конечно, что он сидит и смотрит, как я ем в тишине, поэтому нужно о чем-нибудь поговорить. Я проглотил первый кусочек.

— Я работаю в университете и преподаю философию.

— И какие темы твои самые любимые?

— Мне интересны вопросы прикладной этики, но люблю я историю философии. Древнего Востока, Греции, поздней античности.

Шон кивнул и оглядел мою стену с книгами.

— И тебе нравится читать древние книги.

Я улыбнулся.

— Они не то чтобы древние. Бумажные книги популярностью не пользуются, но я предпочитаю именно их. И да, я люблю читать. Литературу в любом ее виде, и любых периодов.

— Тебе нравится литература больше выбранной специальности, — выдал он. — Твои зрачки расширяются, а высказывания становятся все оживленнее.

Я не смог удержаться от смешка, даже несмотря на жар, разлившийся по щекам.

Шон продолжил меня разглядывать.

— И капилляры на твоих щеках расширяются, приток крови увеличивается, что приводит к небольшому красноватому оттенку лица. Таким образом вырисовывается румянец.

Я сделал глубокий вдох и собрался с духом.

— Да, все именно так. — Потом я отвлекся, в очередной раз откусив кусочек сэндвича и проглотив его под пристальным взглядом Шона. — И да, история литературы мне нравится больше философии. Философия — это моя работа, и я ее люблю. Но литература — моя страсть.

— А они разве не переплетаются? — Шон с любопытством наклонил голову. — История литературы и философия?

Я уставился на него. Никого прежде это не интересовало.

— Да, — прошептал я. — И довольно часто.

— А какой твой любимый период в истории литературы?

— От истоков и до наших дней.

У Шона дернулся уголок губ в той самой ошеломительной ухмылке.

— Древнеегипетская иероглифическая письменность или находки времен Древнего Китая весьма уникальны.

Я отложил сэндвич, гадая, тест это или нет. А также размышляя, какая информация загружена в память Шона. Я специально оговаривал возможность обсуждать с ним книги различной тематики. Но его выбор египетской и китайской литературы определенно смахивал на проверку.

— Многие не отождествляют иероглифику и китайские письмена с литературой, — добавил я, прощупывая почву.

— Может, это и правда, что письмена и литература, хоть и связаны, но не являются синонимами, — ответил Шон. — И не все написанное в то же время является литературой в известном ее понимании. Но разве мы не можем утверждать, что иероглифическая письменность была литературой своего времени?

Я с трудом сдержал улыбку. Мне это понравилось. И даже очень.

— Возможно.