Больше, чем страх

Мы только что начали сворачивать с улицы Флоренции направо, чтобы выехать на широкую авеню Реформы. Вернее, пытались свернуть. Авеню Реформы, на которую выходит не менее девяти улиц, с ее впечатляющими статуями и монументами, утопающими в зеленых кронах деревьев, и зданиями — великолепными образцами современной архитектуры, — одна из самых красивых в мире. Однако выехать на нее или свернуть с нее часто бывает почти невозможно. Половина всего мексиканского парка автомобилей приписана к столице, но иногда создается впечатление, будто все транспортные средства, которыми располагает Мексика, собираются именно здесь, на авеню Реформы. Машины движутся непрерывным потоком. Водители, положив одну руку на руль, а другой давя на кнопку звукового сигнала, на опасной для жизни скорости огибают скульптурные композиции, установленные посередине проезжей части, обгоняют идущие впереди машины и с ревом проскакивают мимо дорожных указателей, запрещающих использование звуковых сигналов.

Наконец нам все же удалось благополучно влиться в автомобильный поток и двинуться в направлении улицы Хуареса, на которой находился наш отель. После душной камеры мне не хватало воздуха, и я, покрутив ручку в дверце машины, опустил стекло.

— Как же тебе удалось выйти из тюрьмы, Шелл? — спросила меня Моник.

— Мне помогли, — с улыбкой ответил я. — Кстати, спасибо, что позвонила Амадору. Если бы не ты, я и сейчас бы сидел в кутузке и хлебал тюремную баланду. Да, а что с доктором?

— С ним? А что ты имеешь в виду?

— Так ты тоже ничего о нем не знаешь. Дело в том, что Амадор разговаривал по телефону с Бафф, и та сообщила, что отец в гостинице не появлялся.

Моник нахмурилась:

— Странно. Ты долго не возвращался, и я пошла за тобой. Выйдя на улицу, я увидела, что тебя заталкивают в полицейскую машину. Я обомлела. Поймав такси, я тотчас поехала за вами, так что с того времени ни Бафф, ни ее отца уже не видела.

— Ничего. Вероятно, они уже оба в своем номере. Угостишь сигаретой?

Мы закурили, и я, устроившись поудобнее в машине, задумался. Дождь усилился. В это время года с погодой здесь происходят удивительные метаморфозы: может быть сухо, небо безоблачное, а через полминуты откуда ни возьмись набегают черные тучи, и на землю обрушиваются потоки воды. Вот и сейчас я смотрел на ветровое стекло, по которому со злостью барабанили крупные капли дождя. Но нашего водителя такая погода совсем не волновала. Надо сказать, таксистов вообще ничто не волнует. Я инстинктивно уперся ногами в пол — прямо перед нами из плотной завесы дождя неожиданно вынырнула огромная статуя Cuahtemos. Еще секунда, и мы неминуемо врезались бы в постамент, но таксист вовремя нажал на тормоз, и машина остановилась.

Движением транспорта в столице Мексики управляют в основном полицейские. Они, стоя на видном месте, размахивают фонариками, отчаянно жестикулируют, вращаются то в одну, то в другую сторону, почесывают свои зады и изо всех сил дуют в свистки. Здесь же, на авеню Реформы, регулирование потока машин осуществлялось с помощью светофоров и разного рода указателей. И это было для Мехико огромным прогрессом, хотя говорить, что эти современные средства регулировки движения обеспечивали хоть какой-то порядок на оживленной магистрали, нельзя. Местные водители на удивление точно чувствовали момент, когда должно произойти переключение светофора, и за секунду до этого или чуть раньше жали на газ, и огромная масса машин, в основном подержанных, разом срывалась с места и с бешеной скоростью мчалась мимо оторопевших туристов, вознамерившихся было пересечь авеню. Водителей совсем не волновало, задавят они при этом кого-нибудь из пешеходов или нет. Главное для них было вырваться вперед.

Мы оказались во втором ряду, то есть в самом центре транспортного потока. Справа и слева нас поджимали машины, хотя добрая половина первого ряда была свободной. Свободное пространство до тротуара оказалось достаточно широким, чтобы в него вскоре втиснулся огромный «кадиллак» черного цвета, который тут же предпринял попытку встать первым в нашем ряду. Но наш таксист был начеку и выдвинулся немного вперед. Среди мексиканских водителей это своего рода игра: не дать никому занять место впереди себя. Пешеходы, оказавшиеся на проезжей части, в счет не шли.