– Не-е-ет, – протянула, покрутив головой, потрясенная таким открытием Надюха. – Ничего такого, личного…
– Во-от, – констатировал Максим Кузьмич и продолжил: – А тебя расспрашивал про твое прошлое, историю твоей семьи? Ты ему что-то о себе рассказывала?
– Ну-у… – совсем растерялась она, – спросил, на кого я учусь, я сказала на экономиста, на следующий год еще и на бухгалтера поступлю, он похвалил…
– А где учишься, кто родители, откуда приехала?
– Нет, – снова собралась заплакать она, – не спрашивал, а я не говорила.
– Вот то-то и оно, – вздохнул тяжело дед. – Говоришь люблю, а сама даже не поинтересовалась его настоящей жизнью, проблемами. Физическое влечение тебе все затмило. Значит, и не любовь это. Подумай, прислушайся к себе.
Надюшка задумалась. Крепко.
Представила сразу же четко, ясно Казарина, вспомнила самые яркие моменты, проведенные с ним, – как увидела его первый раз, их совместную работу, Китай, заимку, его улыбку, голос, запах, походку, как он шептал ей горячие, страстные слова – вспоминала, вспоминала и чувствовала, как вместо обиды и боли наполняется сердце жарким теплом…
– Любовь, пап… – прошептала она, и одинокая слезка выкатилась из ее глаза. – Люблю я его.
Дед снова отвернулся к окну и надолго замолчал. Надя ждала, что он скажет, быстро смахнула предательскую слезу, смотрела на деда и дышала тихо-тихо.
– Любовью, Нюшенька, – продолжая глядеть в окно, заговорил Максим Кузьмич каким-то особым тоном, – люди очень часто называют совсем не имеющие к ней никакого отношения понятия и чувства. – Он повернулся, посмотрел на внучку и улыбнулся с грустинкой. – Твой Казарин во многом прав: в подавляющем большинстве своем люди, находясь в браках, в отношениях изменяют своим партнерам, ища разнообразия в силу своей животной физической сути, не ограниченной моралью. И я понимаю, почему он так поступил с тобой. Больше того скажу, лет тридцать назад, я, наверное, сделал бы тоже самое. Ты выросла и превратилась в очень привлекательную девушку, не просто привлекательную, а манкую, эротичную, необычную. Ну, мне не пристало говорить тебе такие вещи. Я о другом. Люди привыкли называть любовью совсем иные явления. Ведь как обычно бывает: встретились двое, физически совпали по определенным параметрам, и вот уже возникла химия: сексуальное притяжение, которое принимают за любовь. Со временем оно тускнеет, проходит, и людей связывает привычка жить вместе, основанная на самом деле на страхе одиночества и страхе, что больше ты никому не будешь нужен. Неосознанный первобытный человеческий страх. Да и, как правило, к этому времени уже и дети в семьях. И вот эту привычку, привязанность, часто уважение к партнеру называют любовью. А это простое бытовое сожительство людей, которые договорились об условиях проживания, устраивающих обоих. Только единицы постигают истинную любовь. И она совсем не предполагает совместного счастливого проживания, как в сказке. Это нечто иное, подвиг душевный.
– Это как? – пораженная, отчего-то шепотом спросила Надюшка.
– Как? – переспросил дед. – У Апостола Павла про это сказано: «Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит». Понимаешь, истинная любовь – это когда человек любит безусловно, то есть без всяких условий и ожиданий: «не ищет своего». Любит другого человека таким, каков он есть, пусть тот даже последний подонок, «все покрывает». Любит без причины, без основания, расчета и корысти, «не превозносится, не гордится», поднимаясь над любой суетностью, вне зависимости рядом этот человек, живешь ли ты с ним или это невозможно. Любовь все прощает и все принимает. Чаще всего человек, наделенный такой любовью, остается один, потому что тот, кого он любит, не поднимается, не дорастает душой до таких высот и чистоты. Вот это и есть истинная любовь. И задумаешься, нужен ли тебе этот крест или вполне достаточно обычной бытовой так называемой любви.
– А если, тот кого любишь, дорастает? – все шептала Надюшка. – Если он тоже так может любить?
– Ну, такие семьи очень счастливы и любят друг друга всю жизнь. Большинству же даже представить глубину таких чувств сложно.
– И прямо вот такие чистые-чистые, не ошибаются ни разу, не изменяют? – засомневалась что-то Надя.
– Почему? – усмехнулся Максим Кузьмич. – Мы же говорим о людях, а не о «иже херувимах» и ангелах бестелесных. Семья – это семья: люди живут каждый день в обыденном ритме: работают, устают, едят, в туалет ходят и мусор выбрасывают, а быт, как ржавчина, разъедает любые возвышенные чувства. Порой люди ссорятся и спорят, совершают ошибки, но только их «любовь все покрывает», все прощает и понимает и «не требует своего», делая их еще чище и выше в этом чувстве. Это редкого уровня духовное единение двух людей. Очень высокой частоты, если говорить научным языком.
– А у тебя с бабушкой такая любовь была?