Больше, чем власть

Замок нависал над путниками, давил каменными башнями, пугал черными бойницами, вызывая желание поскорее миновать его мрачное одиночество. Сова знала, что стены его обветшали, что старая кладка, хранящая шрамы от осад, местами просела и осыпалась, что из всех башен жилым остался только центральный донжон. При свете дня замок казался старым брошенным псом, хранящим верность прежним хозяевам даже на их могиле. Но сейчас, когда сгущающиеся сумерки перевязали его раны, нанесенные безжалостным временем, он, как и сто лет назад, господствовал над округой, подавляя окружающие пейзажи своей суровой каменной властью.

Упадок и разрушение коснулись не только стен замка, в котором выросло не одно поколение этой семьи. Иссяк древний род, ведущий свое происхождение от императорского дома. Единственным оставшимся в живых мужчиной в роду был старый барон Лэварса. Сына он потерял в последней войне с герцогством Даргож, а дочь уже носила имя равнинного герцога и жила в столице. Незначительные поместья она получила в приданое, а сам замок — укрепленный, но уже никому не нужный оборонительный пункт на старой границе с герцогством, ныне присоединенным к империи, после смерти барона должен был стать выморочным имуществом и отойти в казну. Все это Лорис успел рассказать Зорию по дороге.

Сове же казалось, что после смерти барона замок не простоит и дня: как только воля и вера хозяина перестанут поддерживать эти древние стены, они просто рассыплются в пыль. Но до тех пор, пока последний хозяин замка разжигает огонь в камине и встречает гостей, замок будет служить ему во что бы то ни стало.

Топот лошадиных копыт гулко отдавался под каменным мостом.

Всадники спешились, Лорис потянулся к рогу, привязанному к воротам, стер с него пыль и приложил к губам. Но вместо боевого призыва над горами растекся низкий тоскливый стон. Сова забарабанила кулаками по воротам. Прошло не меньше десяти минут, пока из-за ворот раздался скрежет отодвигаемого засова. Сова перевела дух. Лорис с трудом потянул на себя окованную железными шипами воротину. В рыжих отблесках факела Зорий разглядел лицо привратника, мрачное и настороженное. Впрочем, их быстро узнали. Привратник низко склонился перед гостями.

Сова бросила ему поводья.

— Лим, прими коней. Где барон?

— В башне.

— Здоров?

— Слава Двуглавому, здоров, — с достоинством ответил привратник.

Лорис облегченно вздохнул и отдал привратнику поводья коня. Сова под навесом уже боролась с разбухшими от дождя завязками плаща. Центральная башня уютно светилась желтовато-красным огнем бойниц. Два факела были вставлены в жирандоли над крыльцом. Из темного узкого коридора веяло сухим теплом с запахом дыма и пыли. Сова пропала в темноте, не оставляя попыток содрать с себя мокрый, отяжелевший от воды плащ. Зорий пошел следом.

Коридор огибал башню по окружности. Зорий шел по нему довольно долго, так что когда коридор, наконец, вывел его к круглой центральной зале, Дару показалось, что он уже обошел весь донжон по окружности не один раз. Причина такой планировки была понятна: узкий коридор давал защитникам башни массу преимуществ перед нападающими. В центральную залу можно было попасть не иначе, как преодолев этот узкий крысиный лаз, в нескольких местах перегороженный массивными чугунными решетками, так что Зорий еле протиснулся в оставленные для прохода щели. Сама зала при тусклом свете очага и нескольких факелов показалась Дару небольшой. Он остановился на пороге, рядом с брошенным мокрым плащом.

— Сова, девочка моя! А я-то думал, кто ломится в ворота?

Могучий глубокий голос из полутьмы всколыхнул застоявшийся воздух башни. Пламя факелов затрепетало, заставляя танцевать причудливые тени на неоштукатуренных стенах. И смех в ответ. Дар впервые слышал, как Сова смеялась.

Из массивного деревянного кресла у камина навстречу Сове поднялся старик. Зорий пригляделся: если Лорис с Совой беспокоились именно о его здоровье, то их беспокойство было напрасным. Таких стариков очень сложно вообразить в немощи, умирающими от долгой изнуряющей болезни. Они воюют со старостью до последнего, а покидают этот мир неожиданно, присев отдохнуть в перерыве между важными делами. Время бессильно перед этой несгибаемой спиной, перед молодым голосом и проницательными живыми глазами. Оно лишь с мстительной ревностью отыгрывается на лице. Лицо хозяина дома было покрыто сетью таких глубоких морщин, что среди них затерялись даже несколько памятных шрамов. Он обнял Сову как дочь, или, скорее, как внучку. Впрочем, все же дочь — в примитивных обществах люди стареют рано.

— Я ждал вас только после праздника, — сообщил старик. — Неужто вы наконец погостите у меня с неделю? Лорис с тобой?

— Ну конечно. Куда же я без него?