В большинстве случаев я бы мысленно закатил глаза, но в этот раз, приложив усилия, я просто изучаю ее лицо. Я не понимаю, почему она это чувствует, но знаю — она не врет. Предыдущие слова Бритты звучат в моей голове, и я задаюсь вопросом, что я потеряю, если узнаю эту многогранную женщину получше? Кроме того, если я собираюсь убедить ее помочь мне с моей проблемой Гриффа завтра, мне следует узнать ее в ответ.
— Как мне тебе помочь? — ласкаю ее лицо, снова пораженный тем, насколько она нежная.
— Расскажи мне что-нибудь о себе. Что-то, о чем другие не знают, — она пожимает плечами. — Чем таким ты владеешь, что любишь это больше всего?
— Моя профессиональная репутация.
— Что-то материальное. Вещь, которую ты хранишь и оберегаешь от всего на свете, — она хмурится, сводя брови на переносице.
Никто не спрашивал меня о таком. Черт, эта девушка неожиданно глубоко копает. Если бы она была в леопардовом платье, я бы поклялся, что она беженка из музыкального клипа 90-х и занимается спортом, но Кили полна сюрпризов. Во-первых, как она заставляет меня думать.
— Часы моего дедушки. Он был замечательным человеком, прошел Вторую Мировую Войну. Был в войсках, отвоевывающих Нормандию, — насколько нужно было быть храбрым, чтобы штурмовать, зная, что можешь не дожить до завтрашнего дня? Даже представить себе не могу. — Он редко говорил об этом, но у Майлза Эмброуза была выдержка и честь и… — у меня перехватывает дыхание, что практически безумие. Он умер около десяти лет назад, но я по-прежнему очень по нему скучаю. — Его дед отдал ему часы Cartier незадолго до того, как тот ушел на службу. Черный кожаный ремешок, белый циферблат, римские цифры. Очень классический. В детстве я всегда думал, что дедушка предпочитает моего младшего брата, несмотря на то, что мое второе имя — его первое имя. Так что я решил, что он оставит часы Гриффу. Но нет. Ублюдок оставил их мне вместе с запиской, в которой говорилось, что он выбрал меня, потому что я человек чести. Я просто еще не знаю этого.
Свободной рукой она обнимает мое лицо, касаясь большим пальцем щеки. Мне трудно держать себя в руках. Я даже не могу смотреть на нее прямо сейчас. Что, черт возьми, происходит? Будто Кили нашла все мои слабые места и полна решимости пройтись по каждому.
— Теперь знаешь? — мягко спрашивает она.
— Я не уверен, — подумав, отвечаю я.
Она хмурит брови и смотрит на меня, делая еще глоток вина.
— Ты носишь эти часы?
— Нет. Храню в банковском сейфе.
— Разве он не отдал их тебе, чтобы ты их носил?
Очевидный, но сложный вопрос. Возможно, дедушка и хотел, чтобы я их носил, но мне всегда казалось, что часы слишком ценные и их слишком легко разбить, поэтому я просто убрал их.
— Нет. Он отдал их мне, чтобы сохранить. Этим я и занимаюсь. Ты задала мне миллион вопросов, теперь ты расскажи о тебе. Кили Саншайн — не твое настоящее имя, я догадываюсь?
— Нет. Я Кили Кент. Мне особо нечего рассказывать. Я как открытая книга. Выросла в Финиксе. После школы переезжала туда-сюда, чтобы найти место, которое подходило бы мне. Начала с Сан-Диего, но мне там не понравилось — или я просто ненавидела похотливого старикашку, владельца ресторана, в котором я была официанткой — поэтому уехала в Сан-Франциско, но там все горячие парни играли за другую команду. Сиэттл оказался слишком дождливым, но там я встретила бывшего, с которым приехала на Мауи. Теперь я здесь.
Часть меня хочет знать, станет ли когда-нибудь постоянство чертой ее характера, но в то же время я понимаю, что меня это волновать не должно. Мы два корабля и она, вероятно, просто поплывет дальше с утра. Это круто. Я был бы счастливее, если бы завтра удалось еще пару раз пришвартовать ее в своем порту.
— Кем ты хочешь быть, Кили?
Она хмурится, обдумывая этот странный вопрос, а потом отпивает еще вина.
— А кем хотят быть все остальные? Счастливыми.
Мне интересно, намеренно ли она исказила мой вопрос, но потом становится понятно: она хочет именно этого. Я едва ее знаю, но сейчас вижу, что ей комфортно просто быть счастливой.
Такой расклад никогда не приходил мне в голову за все 33 года. Я всегда знал, что хочу быть на вершине, так сказать, пищевой цепочки, поэтому я никогда не задавался вопросом, сделает ли это меня счастливым.
Опешив, я моргаю.
— Я сказала что-то не то? — спрашивает она.
— Нет. Это, вообще-то, очень интересный ответ.
И все же я понимаю, что скорее буду успешным, чем счастливым. Я даже не сомневаюсь в этом. В конце концов, что на самом деле меня радует? Я не уверен, что вытирать пол моими конкурентами сделает меня счастливым, но, определенно, удовлетворит.
Кили наклоняет голову, и ее мягкие губы мягко приоткрываются перед тем, как снова обернуться вокруг горлышка бутылки.
— Я не уверена, что "интересно" — это хорошо.
— Просто мы разные. Все в порядке, — я не могу перестать пялиться на ее губы.
— Согласна. Расскажи мне о своей семье.